Читать «Литературная Газета 6293 ( № 38 2010)» онлайн - страница 54

Если «Турандот» для Богомолова и карнавал, то карнавал чёрный. Как утроба «печи крематория», куда Калаф с Барахом отправляют элегантный лаковый гробик с непременными алыми гвоздичками на крышке. Как куплетцы о хлор-циане, забивающемся под противогаз, и ядерном фугасе (что с того, что фугас по определению не может быть ядерным!), летящем в направлении Америки, в исполнении трёх «масок»-барышень: чёрные парики, жилетки и галстучки, клетчатые чёрно-белые юбочки и белые блузки – вполне подходящая масочка для новоявленных лолит.

Можно понять, что Богомолова не трогает история умницы-принцессы, восставшей против необходимости выйти замуж за первого встречного болвана благородного происхождения только потому, что старику-отцу надо передать трон непременно мужчине, а не родной дочери (от такого оскорбления и фурией стать немудрено). Можно принять параллель, проведённую между Калафом и князем Мышкиным: оба наивны до глупости и искренни до неприличия, оба ищут родственную душу, в которой могли бы раствориться без остатка. Тем более что в ипостаси князя Андрей Сиротин гораздо раскованнее и убедительнее, чем в личине принца. Можно согласиться и с тем, что сердобольный Барах (Андрей Заводюк сумел избавить текст Достоевского от излишнего пафоса) будет отговаривать Калафа мышкинскими же монологами о том, что чувствует человек, приговорённый к смерти. Правда, непонятно, каким именно образом усиливает проникновенность сих речей сопровождающее их переодевание Бараха из мужского костюма в спецодежду горничной (!) прямо на глазах у публики?

Однако, как выяснилось, это была самая безобидная из режиссёрских радикальностей. Думаете, Турандот рубит головы направо и налево потому, что у соискателей IQ слишком низкий? Как бы не так. Она любит своего папу! А папа любит её. Да как любит! Можно только снять шляпу перед Виктором Вержбицким, которому удалось провести эту весьма скабрёзную сцену буквально по краю бездны, представив Альтоума более страдающим человеком, нежели вожделеющим самцом. Но и это ещё не всё. Отгадавший загадки Калаф не стал мужем Турандот. Потому как оказался её сыном. От Бараха. Мать, знающая, кто перед нею, продолжает пудрить мозги ничего не подозревающему сыночку – это уже даже не Достоевский, а дедушка Фрейд. Получается, сыночек ведь настолько заэдиплен, что в упор не замечает возраста предмета своей страсти? Не исключено, если учесть, что Александра Урсуляк явно не стремится с головой погрузиться в недра страстей, терзающих её Турандот.

У Константина Богомолова эксперимент по гибридизации Гоцци и Достоевского не мог не закончиться смертью. Турандот уготовили участь Настасьи Филипповны. И если Калаф – это князь Мышкин, то Альтоуму ничего не оставалось, как влезть в шкуру Рогожина. И снова хочется восхититься Вержбицким, который не просто поддержал своего молодого партнёра в этой труднейшей сцене, но сумел сохранить энергетику непридуманной, несконструированной трагедии первоисточника. Именно поэтому самая проникновенная сцена в спектакле воспринимается как нечто от него совершенно отдельное, не имеющее ко всей этой синтезированной монструозности никакого отношения. Словно актёры «забылись» и сыграли отрывок из совсем другого спектакля. Однако если г-н режиссёр намерен и впредь быть честным со своими зрителями, имя автора на афише придётся исправить… Глядишь, и публика живее в театр потянется.