Читать «Летящий и спящий» онлайн - страница 67

Генрих Вениаминович Сапгир

Только двое не чувствовали ни зноя, ни прохлады. В травяной ямине за кустами шиповника, им казалось, они спрятаны так надежно, так близко к небу, что уже нечего стыдиться друг друга. Сверху окликнула их пролетевшая чайка. И она выпростала юные грудки, вернее, они сами выскочили из купальника к нему в ладони. Они выпрыгнули, как колобки, и покатились дальше, потому что руки его уходили все ниже — в неведомые области и уже обследовали пушистую страну с розовой лощиной вдали.

«Источник обоюдного блаженства ожидал истомленных путников», — как начертано в одной старинной восточной сказке. Но путники медлили, пребывали в нерешительности — у входа в сказку.

«Что с тобой? Ну, что, скажи?» — говорили близко ее глаза. И он наклонялся все ниже и ниже, он уже падал в нее, когда острый камень угодил ему в спину.

Юноша вскрикнул и привстал, еще не понимая, что произошло. И тут на него обрушился град камней и камешков. Какая-то палка ударила его по затылку, как бумеранг, и отскочила к соседним кустам. Кусты злорадно захихикали.

Он и она вскочили и побежали, теряя на ходу сандалии, полотенца, размазывая сопли, кровь и слезы по лицу.

Где-то далеко внизу, под раскидистым лохом на набережной поблескивала никелем коляска. Там, вся устремившись вперед, сидела кособокая худая девушка и била остренькими кулачками по креслам: «Так их! Так!»

И метко пущенные камни настигали их. Один угодил в голову бегущей, она повалилась ничком, обмякла, как тряпичная кукла. Юноша в отчаянье подхватил ее и потащил вниз по дороге. Алая струйка закапала в пыль — и сразу много крови, слипшиеся иссиня-черные волосы…

— Помогите! — тонко закричал юноша. — Убивают!

«Довольно с них», — решила Тимур и выключила воображаемый передатчик.

Там, наверху, подростки недоуменно смотрели друг на друга. Кому первому пришла в голову такая несмешная мысль — закидать парочку камнями? Самый долговязый уронил в траву подобранное полотенце: «Еще скажут, украл. А ведь мы просто позабавились».

— Тоже мне нежности, — просипел долговязый.

— Будут знать, — сказал кто-то. И засмеялся.

С набережной Тимур видела, как некоторое время спустя влюбленные спустились к морю — растерянные, униженные. Он бережно обмывал ей рану на голове морской водой.

Тимур полулежала, запрокинувшись на спинку инвалидного кресла. Искривленные ноги (про них она не забывала никогда) пребывали отдельно на приступочке, созерцая ее иронически. Руки жили тоже отдельно — болезненно узкие, с тонким серебряным колечком, они яростно вцепились в подлокотники — и рвали, рвали его петушиную крайнюю плоть. (Белый петух без головы, судорожно хлопая крыльями, бегал по двору. Откуда такое воспоминание?)

Потом ее жертвы, ничего не подозревая, прошли мимо — и все стекало с них: и солнце и вода. Даже не посмотрели в ее сторону. Нет, против ожидания это не было ее торжеством. Если бы их убили, ей было бы легче.

Так и повелось. Тимур и мальчишеская стайка почти не разговаривали, общались походя. Так, прокатят ее по набережной и сами бегут наперегонки. Махнет рукой — разбегутся. Но пакостили только по ее приказу, ей и говорить не надо, намека хватит, взгляда — и где-нибудь кто-нибудь уже плачет от боли и обиды.