Читать «Летящий и спящий» онлайн - страница 121

Устроился на первое время в ДОК пилорамой работать. Запускает справа бревна между челюстями, а слева они уже разрезанные на доски выскакивают. Только гора опилок растет, сперва до пояса, потом уж бригада лопатами отгребает.

Однако через некоторое время уволился. «В ушах звенит, не могу», — объявил он недоумевающему мастеру.

Причина была другая. Женился Жужука. Жена попалась красивая, тощая, злая, как шило, а теща просто пила зубастая. Пробовала она Жужуку поначалу пилить, да такой он твердый и гладкий оказался, все стальные коронки у нее изо рта повыскакивали. Тут уж сам Жужука за нее взялся, настрогал из нее табуреток. Из одной тещи целых три табуретки вышли.

Конечно, соседи внимание обратили. Куда старая женщина подевалась? Уехала. Куда уехала? Пришли из милиции. Два милиционера и следователь. Сидят на табуретках. Все трое такие весомые, теща под ними только поскрипывает. Ни с чем ушли.

Тут, времени не теряя, стали Жужука с женой пилить, строгать и сверлить. Жужука детей делает, а жена им глазки, носик, ротик и ушки просверливает. Целая армия получилась.

Подросли дети с той поры. И теперь куда ни посмотришь: на улице по двое, по трое квадратные с плоскими затылками, деревянными кулаками и одеты по-модному: пиджак — трапецией, брюки — мешком. В «мерседесе» — такие же сидят. В ресторане они же гуляют. Из пистолетов друг в друга пуляют — всё жужукины дети. И не кровь из них течет, а морковный сок.

ЕВРАЗИЙ

Любил Евразий забраться на мачту какого-нибудь посольства и развеваться там на ветру.

— Это флаг какой страны? — спрашивали друг друга прохожие.

— Какой пестрый, такую не знаю, — говорил задумчиво кто-нибудь.

— Это Евразий, — мог сказать знаток, но помалкивал, потому что такой страны еще не было.

— Я — целый континент, — сам на себя удивлялся Евразий. Говорил он на стольких языках, что все не упомнишь. Так что лучше я буду передавать его речь по-русски, и от санскрита недалеко.

Долгую жизнь прожил Евразий. Был он молодой и старый, это как поглядеть. Полчища воинственных диких племен пересекали его от ступней до затылка. От монголов он только почесывался. Скачут, как блохи, гунны. Пустил их однажды погулять по своему сапогу, так они Рим разорили.

Там зудит, тут загноилось. Войны да мятежи. Надоело Евразию, ушел в степь, в высокие травы, подружился там тоже с бродягой. Замечательный был, большой, почти как Евразий, Велимир Хлебников — поэт. Бывало, идут по степи двое: Евразий и Велимир, стоило посмотреть. Но отпела Велимира степь.

Гумилева уважал, Льва. Ведь какой евразийский Лев. Днем на лесоповале за колючей проволокой, а ночью по окрестным холмам на свободе рыскает, лагерных псов своим рыканьем пугает.

Сахарову, ученому, симпатизировал. Видел он Евразия в полный рост, не как другие. Но умер Сахаров. Новые времена наступили. Новые что старые: объединяют, делят, будто коровью тушу. Мейл-арт, да и только. Шозо Шимамозо.