Читать «Лето радужных надежд» онлайн - страница 29

Татьяна Олеговна Труфанова

Майя взяла наугад первый попавшийся альбом, открыла посередине. Свадьба Степы. Воздушные шары на деревьях, жених и невеста на фоне зелени. В тот день в ней впервые шевельнулось уважение к невесте внука. Уважение, смешанное с недоумением. Похоже, никто, кроме Майи, не заметил, что невеста в платье с голыми плечами оказалась задвинута в колючий куст. Майя с любопытством ждала, когда же мышка встанет, потребует передвинуть свой стул, ну или хотя бы попросит, или шепнет на ухо своему жениху. А та молчала и с улыбкой принимала тосты и поздравления, только ерзала временами, безуспешно пытаясь устроиться удобней. Не дождавшись ни единого писка протеста, Майя записала малютку Юлю в разряд слабохарактерных тихонь, но под конец вечера подумала: а если это ради Степы? Если она молчит, чтобы не тревожить Степу, если она готова стерпеть уколы, чтобы не портить для Степы гладкую, без единой помарки, картину свадебного обеда? Ну что ж, тогда это сильно. Готовность многое стерпеть ради Степы, ее любимого внука, – это Майя одобряла.

Майя вытянула из альбома один снимок – она в кресле, смотрит в камеру почти без улыбки, торжественно, как английская королева, а Степа и Юля стоят позади кресла, обнявшись. Головы жениха и невесты попали в тень дерева, зато сама Майя была в вечернем свете и получилась на фото великолепно (что с дамами после шестидесяти не часто случается), так что Майя оставила именно эту карточку. Снимок она положила справа от себя, на щекотавший шерстью ковер, альбом – слева. Позже все альбомы отправятся в топку.

Она быстро перебрала два конверта с фотографиями, не нашла ничего «для потомков» и переложила конверты в стопку «в топку». Достала пачку фото, перетянутых резинкой. На первом фото были посиделки под гитару сорокалетней давности, на втором – то же самое. Майя уже собиралась отправить всю пачку на выброс, но тут внимание ее привлекла фигура на краю снимка. Небрежная поза, красивая львиная голова, спокойный взгляд… Казалось, ничто не может вывести его из равновесия. Юрий. А на другом конце снимка – Толя, ее муж. Руки сцеплены, губы иронически кривятся. Слушает того, кто поет под гитару, но не слышит. Майя перевернула фотографию – на обороте стояла подпись синей шариковой ручкой: «1972». Конечно. Уже после злосчастного проигрыша Фишеру, обнаружения в багаже «Архипелага ГУЛАГ», после того как Анатолия перестали не только выпускать за границу, но и вызывать в Москву, после того как его по надуманному предлогу уволили из редакции шахматного журнала и ему пришлось найти себе работу – охо-хо, как зло шутит судьба! – во Дворце пионеров, в шахматной секции… Как положено спортсмену мирового уровня, он совершил свой прыжок с высоты безупречно. Вошел в воду чисто, беззвучно, практически не поднимая брызг. Скупо, впроброс сообщал о своих новостях друзьям и знакомым. Так гладко, будто его это почти не волновало. Бурю в своей душе он выплескивал только на Майю, но даже ей он никогда не признавался в том, как его ранило падение с шахматного пьедестала. Он мог взорваться из-за недосоленного супа, из-за того, что она забыла пришить пуговицу к его рубашке, из-за очередной фальшивой передовицы в «Известиях», или снова заводил разговор о том, что она попустительствует Дане, тот только паясничает да шляется по улицам с ребятами со двора, он скоро скатится на тройки, он лоботряс, он до сих пор не понимает, чем будет заниматься в жизни, а ему уже двенадцать, я в его годы!.. Майя защищала сына, переходя на крик, Толя перекрикивал ее, и они орали, пока он не останавливался. Рубил ладонью воздух, говорил: «С тобой бесполезно…» И уходил. А она знала, что оба они кричали другое. Он: «Я задыхаюсь в этом городе, на этой убогой работе, мой ум сморщивается, выпустите меня!» Она: «Поделись со мной своим горем, ты ведь говорил, что ближе меня никого нет, почему ты отгородился от меня, как от чужой?!» Его придирчивость и вспыльчивость злили ее, но по-настоящему ранило только его недоверие. И в какой-то момент в их компании появился Юрий.