Читать «Лето радужных надежд» онлайн - страница 28

– Черт!

Юля подняла крышку. Тонкая отвертка воткнулась острием в гущу шестереночек, как палка в муравейник. Юля вынула отвертку, но вред уже был нанесен: одно зубчатое колесико погнулось.

– Ой! Ое-ей! Мамочки!

Юля скорей закрыла и завинтила крышку. Тронула горбатую стрелку – та стояла неподвижно. Если раньше она с трудом могла сдвинуть стрелку таймера на четверть круга – что и означало путешествие длиной в четверть часа, то теперь стрелка стояла на месте как вкопанная. Нет-нет, нет, никак. Никакими усилиями не получалось повернуть ее ни на миллиметр, будто стрелку приклеили, приварили.

– Ну почему? Я ведь циферблат не трогала! – воскликнула Юля.

Но предъявлять претензии магическому таймеру было бессмысленно. Она сама была виновата. Пожадничала! Целого мира, распахнутого перед ней на пятнадцать минут, ей было мало. Ах, мало? И волшебная дверь закрылась.

Глава 5

Майя тяжело опустилась на пол. По ковру разлетелись полы ярко-алого шелкового халата с японскими журавлями. Левое колено предательски заныло, но Майя только усмехнулась. О, блаженные пустяки! А ведь она когда-то даже жаловалась на это колено… Теперь она знает, что такое боль, вот только жаловаться уже не хочется, да и некому. Умеренные, с иронией произносимые сетования на мигрень, колени, спину, сердце – это нормально и уместно, хоть подругам жалуйся, хоть коллегам. Но рассказ о буднях ракового больного был бы почти таким же нарушением приличий, как появление посреди званого обеда повешенного, который бы стал в красках расписывать свои страдания в петле.

Нет, колени – пустяк, и сегодня ей сетовать не на что. На следующий же день после примирения внука и сына ее отпустила хватка боли, словно боль была ее личным наказанием за их взаимную нелюбовь, наказанием ей за то, что она, сама не заметив, неправильно вырастила своих мужчин, что-то фатально упустила. А теперь они помирились – и ей нет нужды принимать опиаты.

На нижней полке шкафа стояли толстые тома фотоальбомов, лежали пачки фотографий в конвертах. Надо разобрать это. Просеять черно-белые и цветные снимки, оставив только три-четыре… ну хорошо, дюжину! Но не больше. Да, это суровая редактура, но надо только не поддаваться иллюзии, будто она редактирует свою жизнь. Нет, она совсем не собирается заниматься обрезкой десяти миллионов мгновений – уникальных, обыденных, невероятно разных – до трех или десяти кадров. Это не про саму жизнь. Все равно как если бы Майя была крупной рыбой (рыбой-красавицей, в серебряной чешуе), а сейчас собиралась уплыть – ну да, просто уплыть из своего родного пруда – в далекое море, и нужно было бы оставить о себе на память пару-тройку чешуек, да, просто стесать с боков вон те и вон те… Только чешуйки, а не естество нужно разобрать, отобрать, просеять. Для Богдана, для Степы. Для Ярослава – когда-нибудь и он захочет взглянуть на портрет прабабки. И оставить надо не коробки с архивом, которые уберут на чердак и забудут, а несколько считаных фото – чтоб смотрели и помнили.