Читать «Лето по Даниилу Андреевичу // Сад запертый» онлайн - страница 72

Господи, о чем она, – думала Алька, глядя на эту пожилую женщину с первыми пигментными пятнами на руках, сухими щеками и обвисающей шеей.

– …Человек ведь тоже не может быть… химически чист и неизменен, даже самый цельный. Каждая новая ситуация что-то в нем открывает, меняет. Ты тоже о своем солдатике узнаешь много нового. Ну хоть по бабам-то бегать не будет, – усмехнулась, – хотя… Вот мой, например, свекр – герой войны на одной ноге, царствие ему небесное, так ни одной молодке в округе спуску не давал, жена его, третья уже по счету, всегда мне жаловалась.

За историю про одержимый город Данька принимался несколько раз. Сначала город звался Монсегюр, в честь знаменитой альбигойской цитадели. Потом Данька занялся реальными альбигойцами и надолго оставил литературные эксперименты. Когда пару лет назад началась горячка с Яной, ему потребовалось уравновесить катастрофическую важность новых отношений. Две истории качали между собой его энергию, как сообщающиеся сосуды. Монсегюр жил в лэптопе.

Пуговицы не попадали в петли. Он дико нервничал, но внезапно накатило спокойствие. Следовало быстро привести себя в порядок (не забыть обмахнуть тряпицей ботинки), отключить электроприборы, перекрыть газ, выскочить на улицу и поймать маршрутку до конюшни.

Последняя редакция получалась на совесть; Данька начал ее на волне злости и отчаяния: тогда они в очередной раз расставались с Грабовской. Монсегюр утратил имя и стал просто городом; большим подстоличным городом второго имперского эшелона, в котором все скрытое оборачивается бесстыдно-явным. То, что происходит с вашим соседом по предместью, пока вы возвращаетесь из благополучного центра города, теперь происходит с вами. Время вышло из хрупких берегов. По улицам марширует зловещая Дружина, людей вешают на фонарях.

Маршрутка остановилась на бензозаправке. По правилам надо было выходить, но пассажиров было полтора человека – Данька плюс какая-то бабка, и водила махнул рукой. Глядя в окно, подумал, как забавно расслаивается человек – вот сейчас, например, он был един в трех лицах: двадцатичетырехлетний горе-любовник, впервые переживающий нечто живое и человеческое; неудавшийся кандидат наук, фантазер у разбитого корыта; лейтенант Ворон, следующий к вверенному ему объекту «ведомственная конюшня». Он сфокусировал взгляд и посмотрел по сторонам: реальность расслаивалась тоже. Бабка говорила по мобильному телефону; водила возился, заправляясь. К бензоколонке подрулил армейский «козел», и оттуда вышел капитан Петрович. Он направлялся к водиле и тут заметил Даньку. Пришлось выйти.

Посмотрела на Альку.

– Что-то ты совсем поплыла, душа моя. Давай-ка на горшок и в койку.

Алька послушно поднялась. Этот разговор уже начал ее утомлять.

Вытянуться на подростковой коечке не получалось, она повернула ноги набок и смотрела на пробегающие по потолку отсветы фар. Вот так и он, наверное, лежит и в потолок смотрит, в своей палате, без сна. Странно, но, видя его каждый день в неловкой даже интимности, она как будто меньше стала его понимать. А может, просто сил не было озадачиваться, о чем он там себе думает, все свелось к простым действиям и непростым уговорам, ежеминутному преодолению всего того высокого и, казалось бы, неощутимого, что она надумала между ними.