Читать «Леопард. Новеллы (Авторский сборник)» онлайн - страница 196

Джузеппе Томази ди Лампедуза

И она того стоила. Прямо перед глазами простирался длинный гребень низких гор, весь желтый от сжатой пшеницы, с черными пятнами выжженной местами стерни, напоминающий притаившегося хищного зверя. Меж ребер этой львицы или гиены (в зависимости от настроения наблюдателя) едва виднелись деревушки, чьи дома желтовато-серого камня с трудом позволяли различить их на общем фоне: Поджореале, Контесса, Салапарута, Джибеллина, Санта-Нимфа, раздавленные нищетой, зноем и подступающей темнотой, на которую они не отзывались ни единым проблеском огня.

Часовенка в глубине площади носила следы антиклерикальных выступлений студентов-юристов из Санта-Маргариты, приезжавших на каникулы. Зачастую там читали написанные карандашом строфы «Гимна Сатане»: «Славься же, о дьявол, / О стезя восстанья, / О отмщенье мысли, / Разума и знанья!» И когда матушка (кстати, знавшая наизусть «Гимн Сатане» и не восхищавшаяся им лишь из эстетических соображений) послала наутро садовника Нино пройтись кистью, обмакнутой в известку, по не слишком крамольным стихам, через два дня на их месте появились и вовсе святотатственные: «Я лицемера гнусного, проныру, / Святошу отлучаю» – и прочие строки, коими славный Джозуэ счел своим долгом заклеймить гражданина Мастаи.

В овраге под палаткой можно было набрать каперсов, правда с немалым риском расквасить себе рожу; по слухам, там еще водились шпанские мушки, из которых изготавливали сильный порошок-афродизиак; я в то время был совершенно уверен в том, что они там водятся, но кто, когда и зачем сообщил мне об этом – по сей день остается тайной. Так или иначе, шпанских мушек – живых или дохлых, в виде насекомых или порошка – я никогда в жизни не видел.

Вот такими были мои ежедневные беззаботные прогулки. Были, однако, и более длительные и сложные – «экскурсии».

Экскурсией главным образом считалась поездка в Венарию, тот охотничий павильончик, что стоял на небольшом возвышении, не доезжая Монтеваго. Эту экскурсию можно было совершать только в компании два раза в сезон; в ней заключалась некая комическая традиция. Мы решали: «В будущее воскресенье завтракаем в Венарии». И утром, около десяти, мы пускались в путь – дамы в коляске, мужчины на ослах. Хотя все или почти все имели лошадей или, по крайней мере, мулов, традиционными были поездки на ослах; восставал против этого только мой отец, нашедший способ обойти эту докуку, объявив себя единственно способным на здешних дорогах править «догкартом», в котором сидели дамы, а в тайные ящики под сиденьями, предназначенные для собак, были убраны бутылки и десерты для завтрака.

Со смехом и шутками кавалькада трогалась в путь до Монтеваго. В центре окутанной пылью группы полз догкарт, где матушка, Анна (или, скажем, «мадемуазель»), Маргарита Джакконе или еще кто-нибудь пытались укрыться от пыли под серыми шалями почти мусульманской непроницаемости; вокруг скакали ослы (вернее, даже «ослицы», потому что по-сицилийски «осел» женского рода, как «корабль» по-английски), хлопая ушами. Бывало, кто-то заупрямится всерьез, из ослиной строптивости, а иной раз упрямство было притворным, лишь бы повыпендриваться. Мы проезжали Монтеваго под негодующий хор местных собак и у моста Дагали спешивались; оттуда начинался подъем в гору.