Читать «Леопард. Новеллы (Авторский сборник)» онлайн - страница 194

При мне он еще был жив, этакий гном, малюсенький-малюсенький, с длиннющей белой бородой; жил он с высоченной, невероятно толстой женой в одной из множества пристроек к дому, с отдельным входом. О его усердии и щепетильности ходили легенды; о том, как, скажем, когда дом пустовал, он каждую ночь со свечой в руке обходил его, чтобы убедиться, что все окна закрыты, а двери заперты на засовы; о том, как драгоценный фарфор он якобы доверял ополаскивать только жене; как после каждого приема (в бабушкины времена) ощупывал винты под стульями «cannées»; [как, вернувшись после… многомесячного отсутствия, дед обнаружил ополовиненную рюмочку «коньяку», прикрытую бумажкой. «Он представляет собою ценность, ваше сиятельство, я не мог его вылить»]; как зимой он целыми днями надзирал за отрядами слуг, драивших и вычищавших грязь из всех самых недоступных уголков мастодонта, каким был наш дом. Жена его, ввиду почтенного возраста и давно утраченной юной прелести, отличалась недюжинной ревностью, и временами до нас доходили слухи о чудовищных скандалах, которые она ему закатывала, заподозрив в чрезмерном внимании к какой-нибудь молоденькой служанке. Я точно знаю, что не раз он пылко упрекал мою мать в непомерной расточительности и, само собой, бывал оставлен без внимания, а то и обруган. Его смерть совпала со скоротечным концом этой прекраснейшей из всех прекрасных вилл. Да будут эти строки, пусть даже никем не прочтенные, данью светлой ее памяти.

Мальчишеские приключения в Санта-Маргарите таились не только в неведомых помещениях и лабиринте сада, но и в отдельных предметах. Подумать только, каким источником чудес мог служить центр столешницы! Но была там и «boîte à musique», обнаруженная в ящике: большая штуковина с часовым механизмом, в которой цилиндр, неравномерно утыканный шипами, вращался вокруг своей оси, нажимая микроскопические клавиши и издавая еле слышную благозвучную музыку.

Были там комнаты с огромными шкафами желтого дерева, от которых были утеряны ключи; даже дон Нофрио не знал, где они, а это что-нибудь да значит. Он долго колебался, но потом все-таки вызвал кузнеца, и дверцы отворились. В шкафах обнаружились залежи постельного белья, дюжины и дюжины простыней, наволочек, коих бы хватило на целую гостиницу (притом что в доме их и так было предостаточно в известных нам шкафах); в других хранились одеяла настоящей шерсти, посыпанной перцем и камфарой; в третьих – столовое белье, камчатные скатерти и салфетки, крохотные, побольше и непомерные, и все с дыркой посередине. Каждый слой этого домашнего богатства был переложен мешочками лаванды, давно превратившейся в пыль. Но самым интересным шкафом был тот, что содержал канцелярию XVIII века: он был немного меньше других и битком набит громадными листами истлевшей писчей бумаги, гусиными перьями, аккуратно связанными по десять, красными и зелеными «pains à cacheter» и длиннющими стержнями сургуча.