Читать «Лавка колониальных товаров» онлайн - страница 11

Юрка обиженно засопел и повесил трубку, а Бобров, повозившись немного, кляня Смелкова и неудобный диван, провалился в сон.

И приснилось ему, что он Бобров, обряженный в тунику с красной полосой по подолу, стоит у рулевого весла собственной триеры, которая бодро рассекает волну под большим прямым красным парусом. А сразу за мысом открывается по правому борту белый город с портом полным кораблей. И, главное, он твердо знает, что недалеко за городом в роскошной вилле ждет его прекрасная женщина, которая, вот чудо, является его законной женой перед богами и людьми. А в городе, недалеко от театра стоит большой дом славкой и складами, где сибаритствует известный купец с недоступным языку прозвищем Смелков. Через недельку же должны нагрянуть ушедшие в Гераклею Понтийскую на испытания нового корабля Вован и Серега. Эти не пойдут вдоль берега, как здесь принято, а рванут напрямик через море. Барометр вроде не падает, компас, хоть и шлюпочный, у них есть, а по прямой тут всего-то полторы сотни миль — сутки ходу при нормальном ветре…

Бобров проснулся среди ночи от какого-то сладкого томления. Можно было назвать это предчувствием, но он давно уже не верил в мистику. Однако, воспоминание об увиденном будоражило и опять заснуть не получилось. Бобров дотянулся до выключателя настольной лампы сзади себя и посмотрел на часы. Стрелки показывали три часа ночи. Почувствовав, что спать больше не получится, он встал и пошел на кухню, где поставил на огонь чайник.

Заварив какой-то травы, продающейся под маркой цейлонского чая, он вышел с кружкой на балкон. В соседнем доме, тоже на пятом этаже горело окно. Бобров усмехнулся, представив себе такого же как он, озабоченного мыслью о невозможном, индивида. Фонари на улице горели тускло и через один, и Боброву вдруг стало невыносимо тоскливо, как не бывало уже давно, с тех самых пор как ушла жена. То ли сон был тому причиной, то ли призрачное видение белого города, который то ли был, то ли не был — Бобров не мог определить. Он прихлебывал бурду, называемую чаем, а мысли витали где-то далеко от балкона, на котором он стоял.

Бобров встряхнулся. Старая неизжитая интеллигентская черта: рефлексия и самокопание. Сколько он от нее не избавлялся, стоило расслабиться, вот как сейчас, и пожалуйста вам. Нет, чувствуется, не стать ему образцовым капиталистом и даже просто капиталистом не стать. Там требуются люди с совершенно иным складом характера. Жесткие, волевые, упорные. Бобров вздохнул. Жесткости ему явно не хватало.

Чай с надписью «Цейлонский» на коробке хоть и был жуткой бурдой, но свою функцию по поднятию тонуса выполнил исправно. Теперь спать Бобров не хотел вообще. Он порылся на книжных полках и вытащил оттуда слегка запыленный раритет под названием «Очерки по истории древнего мира» издания ажно 1938 года, которую он стрельнул у матери, когда она окончательно вышла на пенсию, и категорически завязала с преподаваемым предметом.