Читать «Кумиры. Беседы с замечательными людьми» онлайн - страница 8

Я оказалась под полным запретом. Уехала в Тарусу – и писала, писала. За семь лет опалы я написала много хорошего, настолько, насколько я умею. Нельзя было ни выступать, ни печататься. Мне казалось, что чиновники не обращали на меня никакого внимания, но потом им пришлось все-таки считаться со мной. У меня всегда было независимое поведение, и своими шуточками и осознанными небрежностями в их адрес я доказала силу своего характера. Меня нельзя унизить. Что можно сделать со мной? Исключить? Неоткуда. Лишить? Бедность я уже знала, да у меня и нет ничего, только кошка и собака. Но я не сношу оскорбления, да никто и не смел этого сделать. Я никогда не просила за себя, хотя мне приходилось просить за моих друзей: так, я просила Андропова о Георгии Владимове, и его не посадили. Страх у меня был только один: меня могут выслать насильно, как моих друзей, замечательных писателей. Я всегда дорожила тем, что живу в России, и не могла бы никогда никуда уехать.

– А друзья помогали в трудный период?

– Я навсегда запомнила доброту Щипачева. Когда меня исключили из института, он сам позвонил мне домой, хотя мы не были знакомы, и предложил напечатать мои стихи в журнале «Октябрь», который он возглавлял. На свой первый гонорар я купила собаку.

Друзья мне помогали деньгами в трудные времена. Булат Шалвович особенно. Это был мой наиближайший друг. У нас была высочайшая дружба. Не знаю, с чем можно сравнить такого рода дружбу. Мы с Булатом всегда переписывались стихами:

Покуда жилкой голубоюБезумья орошен висок,Булат, возьми меня с собою,Люблю твой легонький возок.

А он мне: «Вот деньги тебе, Белла, купи автомобиль».

Я люблю людей, которые, претерпев многое, остаются чистыми душой. Таким был Булат Окуджава. Таковы Фазиль Искандер, Анатолий Приставкин. При всей мудрости, при всей многоопытности, они остались великодушны, жалостливы к миру. Для меня это важнейшие черты человека.

– Вы называете имена очень талантливых людей. В чем, на ваш взгляд, главное свойство таланта?

– Талант трудно определить. Это дар Божий. Но его непременное условие – это умение восхищаться талантом других. Для меня всегда в этом смысле будет примером Пушкин. Мне кажется смешным сочинитель, с важностью говорящий о своих сочинениях. Если у литератора нет иронии к себе, то для меня он не существует. Высочайший пример умения смеяться – Окуджава: он всегда смеялся над собой и никогда над другими. Что ни расскажет, – всегда он в смешном положении.

– Вы начинали в те годы, когда страна буквально жила поэзией, когда, вопреки известному стихотворению, лирики все же были в почете. Люди ломились в Политехнический, чтобы послушать вас, Вознесенского, Евтушенко, Рождественского… А сейчас нет ли у вас ощущения, что голос поэта затерялся в шумах политических страстей?

– Казалось, еще вчера поэты собирали полные залы и стадионы. Сейчас все иначе. Выступления в Лужниках или Политехе – сегодня для меня это не обязательно: я пишу стихи и прозу не для слушателей, а для читателей. Может быть, потому, что никогда не лгу. У меня просто нет на это причин. И мне грех жаловаться. Как бы странно я ни писала, у меня все берут. Книги мои издаются. Туда, куда они не доходят, я езжу с выступлениями сама. Но сейчас я все больше ищу уединения – пишу.