Читать «Культурный разговор» онлайн - страница 215

(А в Америке вот было рабовладение, и отменили его через два года после того, как в России отменили право крепостное, и что с того.) Отречься от родного – вот интересно, много ли в этой операции просвещенно-европейского? Не другое ли что припоминается?

Это, кстати, типичный русский бред – что при Балтике обитают исключительно уютные демократические государства. Когда это по большей части или бывшие имперские драконы, или части конечностей бывших имперских драконов, с огромной тьмой внутри и отложенной (а то и не отложенной, а живо действующей) агрессией. Но так было всегда, мы хронически выдумываем эту самую Европу, и воображаемая «республика Санкт-Петербург» с мечтой о «чистоте и порядке» прекрасно вписывается в русскую ментальность, она – часть все той же русской сказки. В мысленном отделении «республики Санкт-Петербург» от России вижу не злодейский сепаратизм (его всерьез никогда не было), а всю ту же страсть к преображению и развитию родного края, к выявлению того, что нам нужно призанять и воплотить. Россия и изобретенная ею Европа – живое диалектическое единство противоположностей: Россия в образе «Европы» выдумывает то, чего ей не хватает и чего она хочет. Самый незамысловатый наш турист, попадая в реальную Европу, хищным глазом высматривает, что тут такое есть, чего на родине нет, а вот хорошо бы, чтоб было, – вы думаете, это европейская оптика?

Так идет развитие (и отдельного человека, и страны) – и его мучительность не отменяет несомненную логику.

Если обратиться к личному опыту, то, ощущая особенность Петербурга, никогда я не чувствовала его отдельности. Может быть, потому, что выросла в особенном месте города, которое тем не менее отдельным от национального бытия назвать никак нельзя….

Во дворе моего родного дома на 17-й линии Васильевского острова растет липа – наклоненная точно по диагонали. Это потолстевшая за полвека (в рифму ко мне) липа моего детства, я иногда захожу ее обнять.

Хорошо в тех местах, возле речки Смоленки. Ничего нет пышного, величавого, надменного – даже берега реки без гранитной или хотя бы бетонной одежки, все тихо, смиренно и просто. Медленно, однако неотвратимо реставрируется Храм Воскресения, а на Смоленском кладбище люди вечно толпятся у часовни Ксении Блаженной.

У входа на кладбище – памятная доска: «Здесь похоронена Арина Родионовна, няня А.С.Пушкина». Арина Родионовна – явный гений здешних мест. Хотя, в общем, все исторические кладбища Санкт-Петербурга (Серафимовское, Новодевичье, Богословское, Волковское…) надежно свидетельствуют о его национальной принадлежности. О том, «что сквозит и тайно светит…» только не в «наготе твоей смиренной», а в горделивой красоте. Смоленское кладбище – это моя, так сказать, детская площадка, здесь я гуляла сотни раз, читая надписи на могильных плитах и с вожделением созерцая кладбищенскую сочную малину, которую все ж таки ни разу не попробовала.