Читать «Кровью своего сердца» онлайн - страница 48
Михаил Александрович Никольский
Но время, выделенное мне командиром, подходило к концу, я должен был возвращаться в свой батальон. Пришлось распрощаться с гостеприимными хозяевами. Дойдя со мной до калитки, хозяйка вдруг остановила меня: «Миша, оставайтесь у нас. Разве вам не понравилась моя дочь? Вся жизнь у вас впереди». Конечно, мне понравилась эта милая украинская девушка, но как я мог остаться, когда вокруг идет война и нужно сражаться с врагом. На мои слова хозяйка возразила: «Что вы, у нас многие ваши остаются». И действительно, во многих хатах оставались наши бойцы, боясь не выбраться из окружения или попасть в плен. Но я все-таки извинился и ушел, поблагодарив за гостеприимство.
Позже, оказываясь в сложных ситуациях, часто на грани между жизнью и смертью, я не раз вспоминал этот случай, и всякий раз убеждался в том, что не мог поступить иначе. Перед глазами вставал образ Павки Корчагина, который при любых обстоятельствах оставался честен перед самим собой и никогда не шел против своей совести. Его пример не однажды словно подсказывал мне правильное решение. Кстати, на привалах я часто рассказывал бойцам про книгу Николая Островского «Как закалялась сталь». Мало кто из солдат, особенно пожилого возраста, читал ее — и образование достаточное было не у всех, и время на чтение не всегда оставалось, — но мои рассказы были им интересны.
С каждым днем ряды нашего батальона все редели: некоторые солдаты оставались в примаках90, кто-то был убит или ранен и оставлен на излечение в какой-нибудь деревне. Мой друг Гриша Каминский, как говорили, пропал без вести. Чувствовалось, что развязка уже близка. Около деревни Погребы Золотоношского района мы напоролись на фашистов. Остатки нашего батальона были взяты в плен, но немногим удалось скрыться в зарослях кукурузы, в их числе был и я. По дороге мимо кукурузного поля мчались немецкие мотоциклы с ручными пулеметами в колясках — фашисты неуклонно продвигались вперед.
Товарищей я растерял и в одиночестве долго думал, куда же идти дальше. Пошел я в сторону, противоположную дороге, по которой продвигались немецкие колонны. Кукурузные поля занимали большую площадь. Шел я долго, изредка утоляя голод уже созревшими кукурузными початками. Стебли достигали в высоту трех метров и надежно укрывали меня от постороннего глаза. Когда я вышел на другую дорогу, то оказалось, что по ней тоже движутся вражеские колонны. Снова я углубился в кукурузные заросли. Неподалеку виднелись домишки одинокого хутора, и я решил остаться некоторое время около него — подождать, пока фронт продвинется дальше на восток и реже будут встречаться вражеские части. Наконец, через несколько дней, когда шум на дороге начал стихать, я осторожно выбрался из кукурузных зарослей. Я шел по солнцу на запад по скошенным пшеничным полям, стараясь избегать встреч с противником. Через несколько суток я вышел на голую равнину, в 10—15 километрах от которой шла дорога. В сухую погоду проходившая по ней вражеская техника поднимала клубы пыли. Вдали от дороги приметил небольшую деревню. На улице никого. Я наблюдал за ней больше часа — идти, не зная, кто в деревне, было рискованно. Нужно было убедиться, что здесь нет ни фрицев91, ни полицаев — холуев-предателей, которые, как говорили женщины, уже появились в крупных деревнях с повязками полицейских на рукавах с охотничьими ружьями или даже с немецким оружием92. Крадучись по ягоднику на задах огородов, я подобрался к одной избе. Под навесом пожилая женщина чистила кормовую свеклу и, увидев незнакомца, сначала немного трухнула, но убедившись, что человек без оружия и в гражданской одежде, поздоровалась по-украински и замолчала. Потом спросила: «Убежал из плена или скрываешься от «новых хозяев»?