Читать «Кровь и почва» онлайн - страница 124

Дмитрий Старицкий

  - Стой там, где стоишь, если жить хочешь, бывший майор, - крикнул я и достал из кобуры ''миротворец'', передернул затвор, одновременно подталкивая спиной своих присных, вдавливая их в поляну меж деревьев с метками, которые я оставил, когда попал сюда, в этот мир. Не забывал при этом Тортфорта держать на мушке.

  Тортфорт тут же бросил свой автомат в снег. Не герой. Правильно от него Илгэ детей не хотела.

  Что ж... Надо попробовать...

  Вряд ли Тортфорт тут один. Подозреваю, что другие, жаждущие нашей крови, просто отстали.

  Я взял на сгиб левой руки Митю, продолжая целиться в Тортфорта, хотя попасть в него даже из ''миротворца''... через то расстояние, что нас разделяло весьма проблематично.

  -Элика, встань передо мной и прижмись ко мне, - попросил я, когда мы оказались ровно между тремя метками на стволах треугольником по краю поляны.

  Руку с пистолетом, направленным на Тортфорта, я положил жене на плечо.

  - А теперь мы, закрыв глаза, резко садимся на корточки, - выдал инструкцию.

  - И что будет? - откликнулась Элика.

  - Если всё срастётся, то спасёмся, - усмехнулся я в ответ.

  - Мы попадем в твой мир ушедших богов? - спросила жена с невнятной надеждой.

  - Да, - ответил я, хотя не был на сто процентов в этом уверен. - И... на счет три. Присели. Раз...

  Глаза Тортфорта были как у волка, который в кустах какает. Он умудрился, пока я разговаривал с женой, вдвое сократить расстояние между нами. И я, прежде чем присесть, в него выстрелил.

  Ненавижу гада.

  - Получилось, значит, - протянул я по-русски, озираясь на стоящие окрест нас зрелые березы сталинской еще посадки по проекту ''Преобразования природы''. Голые ветки на фоне рыхлого снега напоминали японские гравюры. Ноябрь где-то. Или март. Только уже или еще - не понять. Снег вокруг, но не холодно. Так... плюс-минус ноль.

  - И никаких Тортфортов, - усмехнулся грустно. И непонятно было: попал я в него или не попал. Его удача...

  Есть такой старый анекдот. Чемпион по пулевой стрельбе стоит у памятника Пушкину и недоумевает. ''Как же так... Несправедливый мир. Попал-то Дантес, а памятник стоит Пушкину?''

  - Что ты говоришь? - переспросила Элика по-рецки.

  Я и не заметил, что бормочу все это себе под нос. По-русски. Причём, не отводя ствола от того места, на котором мы проявились. Вдруг Тортфорт сдуру рванёт за нами?

  - Здравствуй мир ушедших богов, будь он неладен, - перешел и я на рецкую мову. - Ну, что ж давно тебя надо познакомить с моей мамой, - поцеловал я жену в нос. - Пойдём-ка, милая, в сторонку от этого места, а то засосет, не дай бог, ещё обратно под пули.

  Тут мой взгляд упал на пулемет, валяющийся недалеко в снегу. Ручной 'гочкиз'. Мой. От ведь незадача... Вроде как далеко я его зашвырнул. Нехорошо. Как сейчас примут нас в Павшино менты по белы ручки, так и срок мне впаяют за незаконное ношение. Плюс 'три гуся' за незаконное изготовление оружия - аналогов-то его в нашем мире нет. И Элике тоже - с её плеча свисал левер на хорошем кожаном ремне. Какие тут два патрона, которые менты подбрасывают из жадности, но чтобы можно было честно написать в протоколе ''боеприпасы'' во множественном числе? Ничего им и придумывать тут не надо. Все налицо.