Читать «Красный паук, или Семь секунд вечности» онлайн - страница 212

– Все могу понять в ваших атеистических выпадах, но одно для меня остается непостижимым, зачем вы пририсовали сжатую в кулак левую руку Павлову? – неожиданно изменила направление мысли сопрано?

– Какому Павлову? – без акцента переспросил ошарашенный неожиданным выпадом лже-Барух.

– Известно какому – Павлову Ивану Петровичу, выдающемуся русскому ученому, физиологу, который более шестидесяти лет отдал изучению важнейших отделов животного организма, таких как, органы пищеварения и кровообращения, нервная система. Он обогатил своими работами почти все области медицины и физиологии, совершив подлинную революцию в изучении высшей нервной деятельности животных и человека, – доверительно и торжественно проинформировало атеиста с троллейбусной публикой сопрано.

– На иллюстрации, на странице 207, – звучало дальнейшее пояснение, – в Календаре Атеиста от 1967 года, издания второго, исправленного и дополненного, редакции «Издательство „Политическая литература“», изображен улыбающийся Иван Петрович Павлов с левой, поднятой вверх и сжатой в кулак рукой. Напрашивается логический вопрос: «А кому грозит Иван Петрович? По чьему недоброму умыслу появился Иван Петрович в календаре атеиста с пририсованным кулаком? Что – не можете ответить!? Тогда я вам отвечу!».

Все пассажиры и водитель с кондуктором до сих пор сохраняющие спокойствие заволновались. Стали слышны негромкие восклицания и вопросы:

– Кто это сделал? Зачем пририсовали руку ученому Павлову, сжатую в кулак?

Волновались все, но принять участие в диспуте так никто и не решился; слишком уж ответственным был предмет спора. В этот момент Андрей Иванович неожиданно для самого себя громко выдал:

– Церковный праздник рождества Иоанна Крестителя – пережиток дикарского прошлого. Огромный вред наносит он народному хозяйству, так как сопровождается многодневным пьянством и прогулами; кроме того, он связан со многими дикими и вредными суевериями и приметами. Никто не обратил внимания на краткую речь Зорина, а троллейбус, заваливаясь, стал подкрадываться к остановке.

Воинствующий материалист, оправившийся от потрясения из-за Павлова, уже подпрыгивал на месте, переполненный справедливым негодованием, готовый выдать очередное атеистическое разоблачение религии, неожиданно для самого себя громко заблеял, забыв про Гагарина и Титова:

– Церковный праздник рождества Иоанна Крестителя – пережиток дикарского прошлого, – сделал значительную паузу атеист и, набрав в грудь воздуху, продолжил с идиотским глубокомыслием. – Огромный вред наносит он народному хозяйству, так как сопровождается многодневным пьянством и прогулами; кроме того, он связан со многими дикими и вредными суевериями и приметами, – и замолчал, по-видимому, сам пораженный законченностью и стройностью, произнесенной им синтагмы.

Троллейбус остановился и стал делать скрипучие попытки открыть двери. Пассажиры стояли, не шелохнувшись. Покидать троллейбус никто не собирался. Возмущенное до глубины души последней идеологической выходкой Баруха-атеиста сопрано все же справилось с замешательством и устало, но громко произнесло: