Читать «Красные туфельки» онлайн - страница 244

Мы присели на диван. Стоит ему двинуть своим порочным задом, мой низменный мир тоже теряет покой. Чай выпит, чашка долита, и я всё больше чувствую, каким для него станет унижением, если я не лягу с ним. Гляди, как приготовился: шторы задвинуты, свет оранжевого светильника направлен в пространство вокруг панели телевизора, его отблески мягко освещают нас. А сам сидит и наслаждается этой туманной прелюдией, бесстрастно и неспешно.

Так, чашка за чашкой, обнюхиваемся почти как собаки, определяя, нравится ли нам запах. В каком-то полусне я раздеваюсь, распахиваю двери, как работник музея перед первой группой посетителей, а в душе мечтаю: был бы сегодня выходной! Посетители идут и идут непрерывной чередой, а в ушах звучит изумлённый голос Верблюда: «Ну что ж такое, ведь только что всё было хорошо». Вот оно что — оказывается, нижняя половина не повинуется верхней! Он снова что-то бормочет под нос, как человек со слабым зрением, вдруг запамятовавший, куда положил очки.

А я рада безумно. Вот так, не прилагая особых усилий, одним махом скинула тяготившее душу бремя. А потом со всей пылкостью, на какую была способна, принялась притворно успокаивать, мол, всё нормально. Верблюд, похоже, готов был умереть, но доказать, что может найти эти потерянные очки. Я тоже не упустила случая проникнуть в его внутренний мир, убедить, что перед ним не посланная на время плоть и что он не совершает бессмысленное совокупление. Секс — это вообще большое безрассудство в жизни человека, а что касается бродящего по далёким сибирским равнинам изгнанника, не вижу, зачем он вообще нужен, если не наделять его смыслом.

Вот чего Верблюду совсем не надо было делать — так это увлекать меня в сторону, на каллиграфию. Для такого слишком любящего покой человека, как я, снова изучать каллиграфию — просто самооскопление, все эти взмахи кистью убивают желания, как удары ножом отсекают мошонку. Поэтому, как только он переводил разговор с любви на иероглифы, я тут же раскидывалась и начинала соблазнять его. А он всё никак не мог найти очки.

Как-то я ненароком заговорила о родных местах, упомянув, что в деревне ещё есть люди, которые спят на кроватях с цветочной резьбой поздней Цин. Верблюд тут же загорелся желанием отправиться за этими сокровищами. Лопух решительно поддержал его, и вскоре мы втроём уже были в пути. Увидев меня с двумя мужчинами сразу, мама прищурилась и усмехнулась. Отец пожарил рыбы, зарезал курицу, старший брат отправился в поле и принёс полкорзины угрей. После этой бойни весь задний двор дома был залит кровью. Стол отец поставил на свежем воздухе, под софорой, принёс рисового вина собственного изготовления, и, овеваемые деревенским ветерком, мы сдвинули рюмки. Ему понравились эти прибывшие издалека гости, и после третьей рюмки пошли рассказы о революционном прошлом. Верблюд очень заинтересовался, его отец тоже принимал участие в революции. Лопух пытался пообщаться с моим пятилетним племянником, но необычные вопросы мальчика повергали его в смущение: «Почему у тебя на штанах столько карманов? Ты — мужчина, а почему носишь серёжку в ухе? А где в городе заходит солнце?»