Читать «Котельная номер семь» онлайн - страница 26

— Но в другой обстановке эти негодяи не водятся.

— Елизарый ей наиболее симпатичен был… Красиво ухаживал, убаюкивал байками. Она и раньше отдавалась ему — доверчиво и простодушно. Ты хочешь что-то сказать, брат?

— Я плакать хочу.

— Елизарый же был склонен к насилию. Я вам цитировал про фашизм.

— Подоспела она как раз к тому времени, когда кавалеры выпивают и выбирают дам.

— Ну и выпила с ними для храбрости.

— Юрка, тот первый к ней воспылал. Пытался обманом ее обнять. Давал знать о своей страсти специальными сексуальными символами.

— Она же сделала вид, что не понимает его. И только смотрит большими-большими глазами.

— Эти любители чужого и запретного настырны весьма.

— А когда Елизарый провожал ее в душевую кабинку, чтобы самому там остаться с ней, Юрка и к нему обращался с жестами: мол, помочь?

— А Елизарый за ее спиной ответным жестом ему: мол, все в порядке, не рыпайся. Женщина, мол, некрупная, справлюсь сам.

— И пока Вовка, Елизарову службу неся, подкидывал в топку и ворочал в ней кочергой…

— Кочерга есть искусственный символ похоти, изогнутый на конце. В пекле шуруют ей.

— …за стеной в зуде телесном разворачивался внеслужебный сюжет. В тесной душевой кабинке, словно дешевая тайская девушка…

— Нет, в раздевалке лавка была.

— Вступала она с ним в плотские игры, отдавалась его лобзаньям, а Елизарый своей распаленной плотью попирал ее плоть.

— Как же звали ее?

— Аллочка. И не успел, выходя, Елизарый закрыть за собой дверь, как в тесную душевую кабинку…

— Говорю: там была скамейка…

— Как к ней на эту скамейку Юрка проник.

— Юрки — они юркие…

— И уж что только с ней сей изощренный деятель не вытворял, куда только уд свой не закидывал, доходя до последней степени озорства.

— Пока Вовка…

— Вовка не был насильником в глубине души, и стал добиваться от нее внутреннего согласия, а не так просто — мол, на и всё. Ну и добиваясь, конечно, избил.

— Вовки — они ловкие…

— Поимели ее эти поимщики и выгнали вон.

— Милую, голую — на мороз.

— Хоть и просила их: пожалейте, пожалуйста.

— В дверь стуча, крича не по-девичьи.

— А потом исчезла она.

— Исчезла? — Павел слушал внимательно, в то же время пытаясь дрожь в колене унять.

— Не вполне, тело нашли. Но души в этом теле не было. Совсем отошла душа. И открылся ее слезами Сезам.

— В этой кочегарке дело было? — вновь спросил Павел.

— В этой, в этой… — сказал Сережечка.

— Ты и в прошлом году так говорил, — упрекнул Данилов. — Хотя та кочегарка совсем другая была.

— Ну, ошибся разок.

— Я же их всех, кроме участкового, лично знал, — волновался Павел. — Выпивали… Вместе работали.

— Да ты садись, — сказал Данилов. — Стоит, как восклицательный знак в конце предложения. Есть еще времечко до конца.

— Он еще с вопросительным не знаком, — сказал Сережечка.

— Да. Мы тебе еще предложения не делали, а ты уже вскочил. Да и не трясись ты так. Мы из бюро расследований. По расстрелам у нас другое бюро.

Колено вдруг перестало трястись, вместо этого Павел почувствовал в ногах слабость. Он сел.

— Так вы это… Вы эти… — бормотал он.