Читать «Котельная номер семь» онлайн - страница 24

— Милиционера еще не забудь, — напомнил Данилов. — Этот, как его…

— Участковый.

— А при чем тут милиционер? — спросил Павел. — Каким боком приписан к котельной?

— Все покойные одним делом повязаны, — сказал Сережечка. — Ему тоже перед смертью голая баба грезилась. Такая вся из себя… Белая бестия. Не женщина, а голая провокация.

— Она ж не просила ее насиловать, — сказал Данилов.

Павел замер. Сердце остановилось, к ребрам прильнув. Мурашки, крупные, словно муромцы, пробежали по его хребту. Возникнув где-то внизу, на заднице, от кобчика быстро поднялись к ключицам, по шее взобрались на голову, шевельнули волосы. На голове была шапка.

Он встал. Вернее, ему казалось, что встал, а на самом деле вскочил и даже подпрыгнул.

— Эта серия несуразностей участковым пока и закончилась. Что-то смутило вас? — спросил Сережечка.

— С чего бы? — пробормотал Павел.

— Сужу по ужасу на вашем лице.

Выпуклые глаза Данилова смотрели насмешливо.

— Да что ты вскочил, Паханя?

Паханя… Никто, кроме матери в детстве, Паханей его не называл. Он, молча, с открытым ртом, уставился на Данилова, видя и не видя его: усы, пластырь сердечком, выпучка глаз.

— Да неужели же и тебе эта голая баба является? И чего она покойникам видится? Кажет ню в смертоносный мороз.

Павел попытался сесть, и хотя правое колено подрагивало — хорошо, что не видно было из-за стола — ноги отказались сгибаться, и он так и остался стоять. Ладно… Ничего… Нам стоять ничего не стоит.

— Видел… — выдавил из себя он. — Часа два назад… И днем видел. Выходила из булочной.

— Из булочной? Не смеши… — развеселился Данилов. — Там под вывеской «Булочная» — публичный дом. «Вам булочку? — Пончик! — Пышечку? С пылу-жару? — С пампушечкой! — Пончик с пампушечкой?! Сумасброд!» — произнес он с ужимками на разные голоса, как это ему было свойственно.

— Глаз, видите ли, крайне ограничен в своих возможностях, — стал объяснять Сережечка. — Отпечаток на сетчатке дополняется воображением. То есть действительность частично является работой мозга. То, что мы не способны вообразить, для нас не существует. Чтобы кого-то в чем-нибудь визуально убедить, надо чтобы он сам сильно захотел этого.

Одному видится булочная, другому публичный дом. А третьему может быть библиотека, тоже публичная.

— Зрелище соответствует зрению. Тут не иначе черт вмешивается, — вмешался Данилов. — В силу скрытых от граждан инфернальных причин. При всем при том я подчеркиваю: чёрта нет.

— Увидеть значит поверить. Поверить значит увидеть, — продолжал гнуть Сережечка. — Математически логично. В этом мире все слишком подлинно. Я уверен, что и селениты есть, только селятся за пределами досягаемости органов чувств.

Селениты! Откуда узнал? С селенитами Павел очень даже близко знаком бывал. Когда до последней точки допивался.

— А причем тут селениты вообще? — спросил он, вновь начиная холодеть с ног.

— Видите ли, чувство есть посредник между объектом и разумом. Из-за чувства отвращения многие не видят их.

— Да, но… — хотел возразить Павел, но замолчал. Он собирался сказать, что никогда ничего, кроме отвращения к селенитам не испытывал. От него не укрылось также, что Сережечка передергивает, объединив в слове чувства два различных понятия: чувство-восприятие и чувство-страсть.