Читать «Концлагерь «Ромашка»» онлайн - страница 66

А. Ш.

Миша, конечно, успел совершенно забыть отца и мать ещё в младенчестве – и даже не знал, по какой причине лишился родителей (такая информация бойскаутам не разглашалась), но про себя всегда думал, что родители были элементами асоциальными и немножко этого стыдился. Отчасти именно этим и была вызвана столь глубокая реакция Миши на перемену в жизни – его родители оказались не просто приличными, но блистательными тридцатисемилетними людьми (отец стал коммерческим директором, мать – архитектором), да вдобавок ко всему ещё и симпатичными. Это был счастливый билет. И даже то, что они так поздно разыскали сына, не могло отравить его счастья.

Весть о том, что за одним из семнадцатилетних бойскаутов приехали родители, разлетелась по лагерю быстро. Кучки бойскаутов обсуждали её то тут, то там. Во время сбора огурцов, которым я занимался в тот вечер, члены моей команды только об этом и трещали, причём без умолку, так что на исходе третьего часа работы, порядком раздражённый этой болтовнёй, я запустил в самого говорливого здоровым огурцом:

– Хорош уже! Мне кажется, даже овощи сейчас заговорят, что к Ястребову приехали родители.

– Ты чего злишься так? Завидуешь, что к тебе не приедут?

– Ко мне не могут приехать, мои родители умерли. А злюсь я потому, что мы мало собрали из – за ваших разговоров. Из – за этого мы получим штрафные баллы, которые кому – нибудь так испортят ведомость, что он поедет через год воевать.

Напоминание о призыве в армию приглушило разговоры.

Вечером, однако, всюду продолжалось то же самое. Причём в беседах появилась нотка, которая заставила меня встревожиться и нахмуриться – нотка резкой, совсем не беззлобной зависти. Никогда раньше такого не бывало. Обыкновенно, если бойскаута усыновляли, его друзья, знакомые и просто желающие удачи приходили проститься с ним. Теперь же Миша Ястребов был в одиночестве – в одиночестве, несмотря на то, что его в открытую обсуждал весь лагерь. Ему никто ничего не подарил, к нему почти не подходили проститься. Во многих лицах, глядевших на него, читалось: «Почему он, а не я?»