Читать «Константин Симонов. Собрание сочинений в десяти томах. Том 5» онлайн - страница 58

— Только... — начал было сын, но Серпилин прервал его:

— Мне все ясно, повторять не надо.

— Я только хочу сказать, чтобы ты отдал мне бумагу, опа мне для загса нужна.

Серпилнн достал и отдал сыну бумагу и, не оборачиваясь, вошел в подъезд.

«Раз служит в Москве,—тяжело подымаясь по лестнице, думал Серпилнн,—почему явился к матери только теперь?»

Он не винил сына в ее смерти — так случилось. Могло случиться иначе. Он верил словам врача, что, судя по состоянию сердца, ее жизнь уже давно висела на волоске. Но из головы не выходила неотвязная мысль: с чем же все-таки сын пришел к пей? И почему опа так закричала? Опа кричать не любила и не умела. Даже в ночь, когда его брали и семь часов подряд шел обыск, не сказала никому ни слова, скрестила руки на груди и проходила взад-вперед по комнате с вечера до рассвета, пока не стали уводить. Но и тогда не крикнула и пе зарыдала. А тут закричала. Почему?

Он долго стучал и уже подумал, что никого нет, когда ему открыл мальчик.

— Мамы нет, а я дрова пилил па черном ходу.

— А когда мама вернется? — спросил Серпилнн.

Ему пришло в голову, что надо посоветоваться с соседкой, что из вещей взять туда, па похороны. С сыном советоваться не хотел, а с ней мог.

— Наверно, скоро придет, за хлебом пошла. А что у вас? — спросил мальчик и поднял глаза па Серпилппа.

— Умерла,— сказал Серпилнн и, отвернувшись к стене, снял телефонную трубку.

Адъютант сказал, что Иван Алексеевич отдыхает.

— Еще пе приехал? — спросил Серпилнн.

— Нет, он здесь. Он, когда до утра задерживается, здесь отдыхает. Сказал, чтоб вы к одиннадцати тридцати приехали. Пропуск па вас уже заказан,— сказал адъютант. — Когда вам выслать машину?

Серпилип попросил машину прямо теперь, повесил трубку и, повернувшись, увидел мальчика, стоявшего за его спиной с ключом в руках. Глаза у мальчика были усталые и взрослые. Так бывает с детьми — жизнь, пи с чем пе считаясь, вдруг требует от ппх, чтобы они за несколько часов взяли и стали взрослыми, и они становятся.

— Спасибо. — Серпилнн взял ключ, открыл дверь, вошел к себе в комнату.

Чувствовалось, что соседка все тщательно прибрала в ней. Но эта тщательность как раз и напоминала о несчастье. Комната была так тщательно убрана, что казалась нежилой. На по_стели лежали подушки в свежих наволочках, одеяло было заправлено в новый пододеяльник, обе стеклянные пепельницы, на подоконнике и па столе, были протерты до блеска. А Валентина Егоровна, хотя ей запретили врачи, немножко покуривала, и когда она жила здесь, в пепельницах всегда лежали докуренные до половины, оставленные до другого раза папиросы.

Серпилип остановился, не зная, с чего начинать. Стоя посредине этой пустой, чистой и холодной комнаты, очень похожей на ту пустую, чистую и холодную палату там, в госпитале, он еще раз подумал, что вызвать его сюда, в Москву, к умирающей жене было очень щедро по нынешнему военному времени, а что ему, легче от этого? Может быть, легче, а может, и тяжелее. Может, тем, кому совершенно невозможно даже и подумать об отлучке с фронта к умирающей жене, чем-то даже легче от этой не зависящей от них невозможности. Наверное, это была несправедливая мысль, по опа все-таки пришла ему в голову. И еще подумалось, что теперь, на третий год войны, все понятия о том, что такое горе, и чем можно помочь человеку в горе, и что он должен испытывать, когда у него горе,— все это уже давно спуталось, нарушилось, полетело к черту... Он вспомнил, как сам много раз отказывал людям в отпусках, нужных им до зарезу, до слез, и, подойдя к шкафу, решительно дернул дверцу. Так или иначе, надо было это делать!