Читать «Константин Симонов. Собрание сочинений в десяти томах. Том 5» онлайн - страница 15

— Ну что ж, зайдем к Алферову.

Когда они зашли в землянку, лейтенант Алферов, бледный, худенький юноша в съехавшей на затылок ушанке и полушубке внакидку, сидел па корточках, притулясь к железной печке-вре-мяпке, и, прижав к уху телефонную трубку, чему-то задумчиво улыбался. Огонек «катюши» — сплющенной снарядной гильзы — освещал улыбавшееся лицо Алферова и спавших вповалку па полу людей.

Увидя входящее начальство, Алферов положил трубку, стряхнул с плеч полушубок, нахлобучил ушанку, вытянулся в струнку и стал докладывать.

— За дежурного самого себя оставили? — спросил Серпилип, выслушав доклад.

— Так точно. Решил: пусть поспят. А мне не спится.

— С кем говорили? — спросил Серпплпп. — Возьмите трубку, договаривайте, раз начали.

По смущенному виду командира роты ему показалось, что тот вел новогодний, неслужебный разговор. Может быть, с каким-нибудь знакомым санинструктором, хотя Цветков стремился обходиться в полку без женского пола и у пего санинструкторы — почти все мужчины.

— Я ни с кем не говорил, товарищ генерал,—сказал Алферов. — Я песто слушал.

— Воп как! — удивился Серпилин. — Объясните, недопонял.

— У пас тут есть одна связистка на промежуточной,—сказал Алферов, с опаской покосившись в сторону командира полка,— очень пост хорошо. Иногда, когда она ночью дежурная бывает, мы ее по линии спеть просим.

Серпилин перехватил взгляд Алферова и повернулся к Цветкову. Цветков смотрел па своего командира роты со смешанным выражением свирепости и удивления. От удивления брови Цветкова поднялись так высоко, что казалось, сейчас сорвутся с лица и улетят.

— И какие же опа песни поет? — спросил Серпилип.

— Разные, товарищ генерал,—сказал Алферов. — Сейчас «Землянку» мне пела. — И опять покосился на Цветкова,

— Хорошая песня,— сказал Серпилин. — Может, ее и нам с командиром полка можно послушать?

Алферов неуверенно посмотрел на пего, не шутит ли; увидел, что не шутит, и взял трубку.

— Селиверстова, а Селиверстова... Селиверстова... Давай еще спой. — Он вопросительно посмотрел на Серпилина: сказать, для кого придется петь, или не говорить?

Серпилин покачал головой: «Не надо».

— Спой, Селиверстова,— просительно повторил Алферов,— только сначала, а то меня тут прервали.

И, подождав несколько секунд, подался в сторону и передал трубку Серпилину.

Серпилин услышал доносившийся сквозь хриплые потрескивания молодой женский голос:

Бьется в тесной печурке огонь, На поленьях смола, как слеза...

Он любил эту песню, потому что было в ней, и в музыке и в словах, что-то особенное, щемящее солдатскую душу и до того простое, что проще не скажешь.

До тебя мне дойти нелегко, А до смерти — четыре шага...

«Вот именно, четыре шага, а то и два и один».

Почему-то сегодня он думал о смерти больше обычного, не о своей смерти, а вообще о людской.

Он вздохнул и перед последним куплетом протянул трубку Цветкову:

— Послушай и ты, как у тебя в полку поют.

Цветков взял трубку, как змею, и недовольно приложил ее к уху. По выражению его лица было ясно, что ни качество пения, которое его мало интересует, ни либеральное отношение командира дивизии к такому нарушению порядка не смогут переменить его последующего образа действий,— Алферову все равно потом достанется на орехи за то, что занимал линию разной чепухой. Командир дивизии может позволить себе мягкосердечие, ему что —посидит да уйдет, а Цветкову надо оставаться и блюсти порядок в своем полку, п никто, включая командира дивизии, пе может ни лишить его этого права, пи освободить от этой обязанности.