Читать «Кольцевая дорога (сборник)» онлайн - страница 153

— А ну, разрешите мне, — потребовал Горликов. — Яне только от себя, я от имени партбюро. Нет, товарищ Сипов, это вы демагогически обвиняете других в демагогии. Есть, есть такой прием! Коварный приемчик. Есть такая наука, Анатолий Иванович, — че-ло-ве-ко-ве-де-ни-е! Всем ли она ведома нам? Вон даже капиталисты учат своих сподручных улыбаться рабочим, знать их наклонности, семейные обстоятельства, заставляют мастеров, инженеров, управляющих все делать, чтобы скрыть пропасть между хозяином и рабочим. А как же нам, в таком случае, надо быть чуткими и, если хотите, ес-те-ствен-ными в проявлении душевности, человечности! Да, да, естественными! — Горликов умолк и как-то особенно пристально посмотрел на директора. Тот вскинул голову, выдержал взгляд. — А у нас порой некоторые так рассуждают: все знают, что я такой же рабочий, свой брат, простят мою черствость. Нет, Анатолий Иванович, этого прощать нельзя!

— А ты посмотри, прощают ли тебе, — негромко, словно бы только для Горликова, бросил Сипов.

— И посмотрю! Еще как посмотрю! И если в чем сплоховал — пусть скажут рабочие!

— Эх, жаль, такое собрание бы на часок, а не на двадцать минут! — сказал парень в тельняшке.

И тут встал директор. Тяжело поднимался, в глубоком раздумье. После долгого молчания сказал:

— Товарищ прав. Будем считать, что это не собрание, а только уговор. Наш общий… Уговор такой. Соберемся в самое скорое время, и не походя, а основательно, и поговорим по душам. Выложим друг другу все, что накипело.

— Нет вопросов? Вы свободны, товарищи…

Властно задребезжал звонок. Перерыв кончился, договорить не успели. По сути, только разговорились, да что поделаешь — станки не ждут. И к ним спешили, как к застоявшимся коням. На ходу рассуждали:

— Миром и медведя свалят.

— Ловит волк, ловят и волка.

— Ничего, ничего, Родион. На конус если пойдет — выправлять непросто.

Никто не поддержал Сипова. Хмурый и раздосадованный ушел директор. Быть может, и рад он был, что звонок прервал собрание, по крайней мере, можно еще обдумать многое.

Родион выходил вместе со всеми и дивился, думая про себя, что не сумел бы так спорить и говорить. В спорах казался он себе часто беспомощным, нелепым. Говорилось легко и спорилось, когда в душе был определенный настрой, порядок.

* * *

Возвращаясь домой, присел Родион неподалеку от остановки автобуса на скамью в сквере. Трепетали, облетая, мельтешили высохшие листья. Ползли слоистые облака. Высоко в их разрывах скользила синева неба. В листве тополей и лип слышался птичий голос. Полоснет по душе, затаится, прислушиваясь. То падая, то взмывая, с криком носились над крышами домов стрижиные пары.

Повисало над городом словно поддерживаемое за края небо. Лениво дул в сизоватом преддверии осени ветер. Кружилась листва. И, глядя на березовый лист, упавший к ногам, Родион вдруг приметил, что по форме лист напоминает человеческое сердце. Застрявшие в газонной траве листья березы — сколько их? Словно нарочно в природе придумано это внешнее сходство. И пока лист отмельтешит, пока упадет, его треплет ветер, сечет дождь, печет солнце, бьет град, и даже опав, все равно он красив, все равно украшает землю. Отшумели, отмельтешили листья, приникли, иссохнув, убрали землю.