Читать «Клуб путешествий Михаила Кожухова» онлайн - страница 117

И еще немного из истории рома и пиратов. Поскольку от рома на жаре пираты быстро дурели и могли по пьяни зашибить своих, то пиратские начальники приказали им ром в чистом виде не пить, а хоть водой разбавлять, ладно, ребят? Ром с водой стали называть грог. Но невкусно это, пробовала. Пиратская мысль по улучшению жизни работала быстро: воду стали смешивать с любым цитрусовым соком с добавлением мускатного ореха и корицы. Жизнь заметно улучшилась. Рецепт старинный, пиратский, попробуйте.

А самым престижным в золотую эру пиратов был Ромфастиан, та еще гадость, на мой вкус: смесь джина, пива, хереса, корицы, сахара, мускатного ореха и, внимание! – сырых яиц! Подавался пиратикам в горячем виде полуобнаженными красотками-мулатками. Горячий вид, думаю, был не только у рома, но и у всех перечисленных.

Тринидад и Идио

Всё просто: Тринидад (Троица по-испански) – это очаровательный разноцветный городок на Кубе, Идио – имя хозяйки, у которой я жила два дня с сыном.

Тринидад одноэтажный, цветастый, патриархальный и очень обаятельный. О том, чтоб его забыть, не может быть и речи. Домики идут непрерывно, одной стеной. Поэтому любая улица это просто одна длинная стена с дверями, но каждый хозяин красит свой кусочек жилья в любимый цвет – синий, так уххх, самый синий в мире, зеленый, так не стесняясь никого, желтый, так чтоб солнцу подстать, розовый, так самый противный, какой есть! Все двери в этой длиннющей уличной стене всегда открыты и жизнь совершенно на виду. Идешь и смотришь краем глаза на донов Педро и Розалинд, как на участников разноцветного сериала: в синем доме черный старик, стакан и остатки рома. Старик мерно качается на качалке в такт своим неторопливым мыслям, глядя перед собой. Рядом с ним кошка, черная, как и сам хозяин. Около красного дома – девочка с воздушным шариком во рту, то сдувает, то надувает. Шарик красный, с белым крестом. В зеленом кудахчут зрелые тетки в бигудях (я знаю, что «в бигуди», но эти – «в бигудях»!), кудахчет о своем и телевизор, но теткам это совсем неинтересно. Кто-то сидит на ступеньках, кто-то смотрит в окошко, ведь на улице все равно самая важная местная информация. И запахи, из каждой двери пахнет по-своему, идешь по узкому тротуару, касаясь плечом стены и нанизываешь, как парфюмер, запах за запахом: здесь жареный лук, много лука, на пол квартала хватило бы, а вот воняет стойкой кошатиной, въевшейся даже в стены, и пропитавшей соседние дома, там стиральный порошок, аромат свежего белья и солнца, зато через несколько шагов целый букет человеческих запахов, и главный – страсти, свежеиспеченной, еще не выветрившейся, страсти в ритме сальсы, как и все здесь вокруг. А чуть дальше, из белой двери, просто тянет одиночеством.