Читать «Каннибальские метафизики. Рубежи постструктурной антропологии» онлайн - страница 17

Индейский шаманизм вдохновляется противоположным идеалом: познавать – значит «персонифицировать», занимать точку зрения того, что должно быть познано. Или, скорее, того, кто должен быть познан; поскольку всё дело в том, чтобы знать «вещи как кого-то» (Гимараэш Роза), без этого нельзя было бы дать разумный ответ на вопрос «почему?» Форма Иного – это личность. Если использовать модный жаргон, можно сказать, что шаманская персонификация или субъективация отражает склонность универсализировать «интенциональную установку», которой придают такое значение некоторые современные философы сознания (или философы сознания модерна). Или, если быть точнее, поскольку индейцы вполне способны в повседневной жизни придерживаться «физической» и «функциональной» установок (Dennett, 1978), можно сказать, что мы имеем здесь дело с эпистемологическим идеалом, который, не стремясь свести «окружающую интенциональность» к нулевой отметке ради достижения абсолютно объективного представления о мире, делает, скорее, противоположную ставку: истинное познание стремится раскрыть максимум интенциональности за счет процедуры систематической и умышленной «абдукции агентности». Мы указывали выше, что шаманизм – это политическое искусство. Теперь же мы скажем, что он не что иное, как политическое искусство. Хороша та шаманская интерпретация, которой удается увидеть каждое событие так, словно оно на самом деле является действием, выражением интенциональных состояний или предикатов определенного агента. Успех в толковании прямо пропорционален степени интенциональности, которую удается приписать объекту или ноэме. Сущность или положение дел, которые не поддаются субъективации, то есть актуализации их социального отношения с тем, кто их познает, в плане шаманизма представляются незначительными, – это просто эпистемический остаток, «безличный фактор», противящийся точному познанию. Нет нужды напоминать, что наша объективистская эпистемология имеет противоположную ориентацию: она считает интенциональную установку здравого смысла удобным вымыслом, тем, что мы принимаем, когда поведение целевого объекта слишком сложно, чтобы его можно было разложить на элементарные физические процессы. Исчерпывающее научное объяснение мира должно быть способно свести всякое действие к причинно-следственной цепочке событий, а последние – к материально плотным взаимодействиям (главное, чтобы не было никакого «действия» на расстоянии).

Примечания

1

См. предложенное Леви-Строссом различение (L'evi-Strauss, 1973 [1964], p. 360–361) между антропологией как «центробежной» наукой, которая занимает «точку зрения имманентности», и экономикой или социологией как «центростремительными» науками, которые наделяют «трансцендентальной ценностью» общество наблюдателя.

2

Что, конечно, не означает, что первые и вторые эпистемологически однородны с точки зрения используемых техник и связанных с ними проблем (Strathern, 1987).