Читать «Камера смертников. Последние минуты» онлайн - страница 9
Мишель Лайонс
Как-то раз в комнате для свидетелей родственники осужденного принялись упрекать нас: мол, вы, журналисты, «тоже часть машины для убийства». Меня и это не задело, я смотрю на вещи иначе. Я – всего лишь репортер, я пишу о том, что вижу. Я не имею отношения к происходящему. В такой профессии молодость – большое преимущество. Я начинала в двадцать четыре, а значит, мне куда легче было абстрагироваться от ситуации и разложить по полочкам то, что я видела.
Друзья шутили над моей работой, слали дурацкие письма и эсэмэски. Но и хьюстонские полицейские – люди, которые имеют дело с ранами, убийствами, расчлененкой, – не раз мне говорили, что не пойдут смотреть казнь даже за деньги.
Мой брат, повидавший в поездках по Ираку вещи и похуже, не понимал, как я могу снова и снова входить в комнату смерти и наблюдать, как умирают люди. Зато я, – не сочтите за пустую болтовню, – никогда не смогла бы зарабатывать, скажем, стрижкой волос. Если я во время еды вижу чей-то волосок – начинаю давиться. Одна из моих лучших подруг – парикмахер, и я порой ее спрашивала: как ты можешь этим заниматься? Наверное, что одному хорошо, другому – ад; думаю, каждый запрограммирован для какой-то определенной работы.
Когда в тюрьме меня узнали получше и поняли, что нервы у меня крепкие, стали показывать фотографии заключенных, совершивших самоубийство, в том числе одного смертника, который перерезал себе горло, да так, что голова едва держалась. Меня и это не выбило из колеи. Любой журналист – во всяком случае, хороший – способен дистанцироваться от происходящего, быть бесстрастным и внимательным. Наблюдение за казнью – часть моей работы; и только я за порог – сразу о ней забываю.
Есть, однако, в моем дневнике записи, судя по которым, не так уж хорошо я справлялась. Кое-где я буквально впадаю в паранойю. Вот после нескольких казней мне вдруг начинает мерещиться запах комнаты смерти. Я улавливаю его в кабинете отца, открывая пакетик «Читос», а иногда мне вдруг кажется, что этот запах пропитал мою жевательную резинку. Я думала, дело в химикатах, которые используются для инъекций, – но это невозможно, ведь жидкости находятся в шприцах. Или вот: после очередной казни я буквально паникую: «Вдруг мои собственные легкие откажут из-за того, что я надышалась этими химикатами?» Запах был отвратительный, и никогда в жизни мне больше не хотелось такое нюхать. Поэтому я радовалась, если приговоренному после последней трапезы кто-нибудь протаскивал потихоньку сигарету, – уж лучше пусть пахнет дымком.
Все-таки хорошо, что я вела дневник, а то бы сейчас рассказывала направо и налево, как, будучи молодым репортером, наблюдала казни совершенно равнодушно. Дневник – свидетель моих переживаний, существование которых я так долго отрицала.