Читать «Как мы пишем. Писатели о литературе, о времени, о себе» онлайн - страница 312
Коллектив авторов
Сколько их было мужественно-задубелых, грозно-басистых, приобретавших глянцевитость и округлость физиономий и бархатистую вкрадчивость речи. Главная угроза – утонуть в кожаном кресле. Нет, не утону.
А что дальше – самому интересно. Но надо жить так, чтобы каждый год был отмечен чем-то существенным.
В 2017-м женился на Насте Толстой. Она – очаровательная краса, а еще и душевно близкий мне человек, тонкий филолог, специалист по русской литературе, написанной на чужбине в двадцатом веке. Она – моя находка, а я, надеюсь, ее.
В 2018-м у меня вышла книга прозы под названием «Свои» – здесь и обращение к предкам, от арктического путешественника Владимира Русанова до режиссера Сергея Герасимова, и новые рассказы: статист из телевизионной массовки, или житель тайги, расчищающий каждый день заброшенную взлетную полосу, или робкая и хрупкая северокорейская официантка и помутненно увлеченный ею турист, или некто Валентин Петрович, оказавшийся в центре литературного скандала и доживающий свой век на даче… Промежуточная книга. Хотелось бы, чтоб впереди был сильный роман.
А это промежуточный, безыскусный, как барабанная дробь, отчет.
В слове «отчет» содержится слово «отче».
В подростковые годы мне приходилось разборчивой скороговоркой исповедоваться отцу, и, склоняя голову под мягкой епитрахилью, пропахшей сладким дымом, в шелковом сумраке я беззвучно просил: «Отче, прости мне прегрешения, вольные и невольные».
К чему пришел? Куда иду? Зачем? Откуда-то знаю, что должен делать. Рисовать буквы (кстати, обожаю писать от руки). И в прозе больше всего ценю – изобразительное. Рожден рисовать словами?
Любого, кто движется, упрекнут в тщеславии, и, наверное, рассказ о собственной жизни из года в год кого-то раздражит, как бегущий вверх по ступенькам эскалатора раздражает неподвижных, прилипших пятернями к поручню.
Если честно, внутренне я сам неподвижен. И время внутри меня застыло. Больше всего люблю уединение, тишину и созерцание, желательно – спокойной воды.
Этот текст, быть может, исповедь. Особый жанр, где выводы предоставлено делать читателю и тому единственному, кто ведает прошлое, будущее и секреты своего промысла. Помню, как писал печатными буквами, вкривь и вкось, первую исповедь, недавно научившись писать. «Варовал малину за зобором. Шиптал ни преличнаи слова». И только одну фразу написал без ошибок: «Разбил мамы вазу».
Не знаю, зачем этот финал, но еще чаще, чем дом из детства, снится, что перед причащением исповедуюсь в храме – причем всегда, из года в год, мне лет двенадцать, и меня терпеливо и жалостливо, без упреков, выслушивает отец, и всякий раз так легко на сердце, пусть и во сне.
Леонид Юзефович. Любовь к Блоку
Стихи я любил с детства, но первым поэтом, лет в тринадцать пронзившим мне сердце, стал Александр Блок.
Вот это, из цикла «На поле Куликовом»:
И вот это:
