Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 85
Валерий Николаевич Есенков
А если не поймут, не простят?..
Большую цену требовал долг, как всегда. По своей воле платил он её.
Неимоверную цену, по правде сказать...
А ещё не факт, достигнется ли хоть что-нибудь этой непомерной ценой...
Когда-то сам написал, кажется, так:
«Ведь нельзя, чтобы всё было хорошо, если все люди нехороши, а я не ожидаю, что они скоро исправятся в будущем, всего через несколько лет...»
Если уж людям не дано одним разом сделаться добрыми, честными, справедливыми, можно было бы оставить эту затею с присягой, ведь у него мало надежды их вразумить, и дети с женой могли бы дожить благополучно и тихо до старости, без поношений, без нищеты...
Но и это сам написал, кажется, так:
«Даже скупая похвала бесчестным постановлениям была бы достойна только предателя или шпиона...»
С одной стороны была его честь.
С другой стороны были жизни детей и жены.
Но и то написал сам:
«Где только есть собственность, где всё измеряют на деньги, там вряд ли когда-либо возможно правильное и успешное течение государственных дел...»
И ещё:
«Всякий называет собственностью всё то, что ни попало ему, каждый день издаются бесчисленные законы, но они бессильны обеспечить достижение или охрану или ограничение от других того, что каждый, в свою очередь, именует собственностью, а это легко доказывают бесконечные и постоянно возникающие, никогда не оканчивающиеся процессы в суде...»
А если бессильны бесчисленные законы и бессчётные тюрьмы, полные тех, кто посягнул на чужое добро?
«Поэтому я твёрдо убеждён в том, что распределение средств равномерным и справедливым способом и благополучие в ходе человеческих дел возможны только с совершенным уничтожением собственности, но если она останется, то и у небольшой и наилучшей части человечества навсегда останется горькое и неизбежное бремя скорбей...»
А она остаётся, как остаётся и горькое, неизбежное, несносимое бремя скорбей.
Так не всё ли равно?..
Пусть забывший о долге король женится ещё хоть сто раз и народит ещё хоть три сотни наследников и наследниц, которые перевернут в этом мире решительно всё, что смогут.
У него дети, жена...
Но сам написал:
«Я, правда, допускаю...»
Да, сам допускал... Хватило ума... допустить... Для одних истина не делима... А вот для других...
Что там написал?
А вот что:
«Я, правда, допускаю, что оно может быть до известной степени обеспечено...»
Слёзы вновь затуманивали глаза, и делал вид, что они от свежего ветра, ласкавшего нежно лицо. Улыбался и помнил:
«... но категорически утверждаю, что совершенно его уничтожить нельзя...»
Именно так: совершенно нельзя.
Как ни поступай, что ни делай, как честно ни исполни свой долг, но пока она существует...
Своей же рукой вывел:
«Например, можно установить следующее: никто не должен иметь земельной собственности выше известного предела; сумма денежного имущества каждого может быть ограничена законами; могут быть изданы известные законы, которые запрещали бы королю чрезмерно проявлять свою власть, а народу излишне быть своевольным; можно запретить приобретать должность подкупом или продажей; прохождение этих должностей не должно сопровождаться издержками, так как это представляет удобный случай к тому, чтобы потом наверстать эти деньги путём обманов и грабежей, и возникает необходимость назначать на эти должности людей богатых, тогда как люди умные выполнили бы эти обязанности гораздо лучше. Подобные законы, повторяю, могут облегчить и смягчить бедствия точно так же, как постоянные припарки обычно подкрепляют тело безнадёжно больного. Но пока у каждого есть личная собственность, нет совершенно никакой надежды на выздоровление и возвращение организма в хорошее состояние. Мало того, заботясь об исцелении одной его части, ты растравляешь рану в других частях...»