Читать «Казнь. Генрих VIII» онлайн - страница 214

Ученик вновь подвернулся, воздел руку вперёд и не без гордости вставил своё слово в беседу:

— Добродетельный человек всегда найдёт подходящее место для подвига!

Платон же неприязненно пробормотал:

— Всё дело именно в том, как человеку сделаться добродетельным, когда добродетели попираются, когда добродетельный человек осмеян, презрен или забыт, а недобродетельный вкушает почёт.

Томас спросил:

— Ты что же, не согласен со мной?

Старик не взглянул на него, но ответил:

— Ничего хорошего из этого выйти не может. Стремясь вылечить бешенство других своей верной игрой, ты сам же сойдёшь с ними с ума. Философ должен говорить одну только правду. Тогда только он сохраняет спокойствие и делает своё дело, подобно человеку, который от града и бурного вихря спрятался под стеной. Наблюдая, как исполняются беззаконием те, кто окружает его, он рад, если хоть он один остаётся чистым от неправды. Проводя таким образом здешнюю жизнь, с прекрасной надеждой, кротко и весело ожидает своего исхода в вечное царство Аида. Я могу сказать тебе ещё по-иному: если философ видит, что народ попал под всё смывающий ливень грабежа и обмана и не может уговорить его укрыться под крышей, то уж лучше оставаться философу дома, по крайней мере останется сам сухим.

Не удержался от горькой усмешки:

— Ты говорил хорошо, но вымок насквозь.

— Я всего лишь человек, едва ли достойный именоваться философом, званием слишком высоким. Я видел, конечно, что вокруг меня преувеличенно ценят только грубую силу, презирают искусства, предпочитают им развлечения, влекутся к деньгам и к богатству и любят деньги много больше, чем доблесть и честь. Я правильно вывел из этого, что должен бе жать и скрываться, потому что перед этим злом я бессилен, как тот воробей, которого я сжал в кулаке, однако ж бежать я не смог, желание остаться оказалось сильнее меня. Я во второй раз отправился в Сиракузы, надеясь сделать мыслителя на троне из Дионисии Младшего. Я просил у него земель и людей, чтобы жить по законам моего государства, рождённого моим размышлением. Я так сильно подействовал на него, что он обещал, потом одумался и не сдержал своих обещаний, а меня обвинил, будто я побуждал Дионн и Феодота к освобождению острова олив и пшеницы от тирании. Я вновь убедился, что кормило правления нисколько не располагает к философским поступкам, но ученик мой Каллип был убеждён, что я не так, как бы следовало, принялся за дело. Совместно с Дионом он поднял мятеж, и они одержали победу, но и Дион не создал идеального государства, рождённого моим размышлением, и Каллип убил его и взял власть в свои руки и всё-таки произвёл не больше других для торжества справедливости. Я же с тех пор отрешился от государственных дел.