Читать «Казино Москва: История о жадности и авантюрных приключениях на самой дикой границе капитализма» онлайн - страница 55

Мэтью Бжезинский

Распад Советского Союза все изменил. Многие русские больше не знали, кто же они на самом деле. Кроме того, их образ жизни перевернулся с ног на голову. Старые враги на Западе стали теперь благодетелями, господствовавшая идеология была дискредитирована, прежние страны-саттелиты вдруг неожиданно стали спесивыми и негостеприимными.

Рядовые жители Санкт-Петербурга чувствовали это так же остро, как и любой гражданин России. Когда, например, они теперь ездили в Таллин через новую эстонскую границу, им приходилось по большей части выступать в роли просителей. Они были не в состоянии позволить себе делать покупки по высоким скандинавским ценам в городах, которые вышли из-под опеки Москвы и повернулись в сторону своих богатых и консервативных нордических корней. Русские ощущали дискриминацию по отношению к себе со стороны ставших свободными рассерженных эстонцев, которые теперь могли указывать своим прежним хозяевам, по какому пути им следует идти.

Однако Игры показали бы миру, что Россия отошла от края пропасти, что она возрождается из пепла коммунизма и становится страной, с которой вновь надо считаться. По крайней мере, мне так казалось.

Была только одна проблема. Москва уже проводила Олимпийские игры в 1980 году. Спортсмены из США и большинства других западных стран остались тогда дома и тем самым бойкотировали эти Игры из-за вторжения Советов в Афганистан. С 1980 года прошло слишком мало времени, и столица не могла претендовать на проведение Игр. Так что оставался Санкт-Петербург. Однако он был совершенно не готов. Семь десятилетий социализма привели этот величественный город к невообразимому разорению. Построенный примерно триста лет тому назад на дубовых сваях, забитых в прибрежную болотистую почву, город каналов и соборов получил свое устойчивое второе название – Северная Венеция. Но Петербург – символ царского могущества – не пользовался благосклонностью коммунистов, которые позволили его парадным дворцам, да и практически всему остальному, впасть в катастрофически ветхое состояние.

Снег скрывал следы разрухи, но не мог скрыть тот факт, что город буквально разваливается на части. На обочинах дорог стояли, накренясь, древние троллейбусы со сломанными осями. Провалы улиц выглядели так, будто их не мостили с тех времен, когда стреляла «Аврора». Тротуары были покрыты крупными осколками битого кирпича, с крыш свисали гребенки сосулек, убийственно падающих рядом с когда-то элегантными фасадами. Трубы городской отопительной системы настолько прогнили, что почва над ними оттаяла, образовав лужайки травы, окруженные снегом. В некоторых частях города водопроводные трубы так проржавели, что из кранов текла какая-то оранжевая муть. Телефонная система в городе была, возможно, еще более старой, чем в Киеве. Если вы пытались дозвониться по официальной Петербургской олимпийской горячей линии, то могли вдруг нарваться на удивленного оператора какого-нибудь сталепрокатного завода в Сибири.

Шагая по Невскому проспекту, было, откровенно говоря, трудно вообразить, что Санкт-Петербург собирается в 2004 году принять у себя Олимпийские игры. Олимпийские велосипедисты, несущиеся на большой скорости, могли закончить свою спортивную карьеру в какой-нибудь выбоине, выпачкаться штукатуркой, дождем падающей с балконов на зрителей. Я представил себе ныряльщиков, прыгающих в мрачные и протекающие бассейны, и легионы раздраженных туристов, которые после взятки были втиснуты вшестером в тусклые спальные комнаты советской эпохи.