Читать «К зиме, минуя осень. Повесть» онлайн - страница 4

— Ой, держите меня! — заорал он вдруг во всю глотку и захохотал, хватаясь за живот.— Держите меня! Они пили из бочки!

— Дурак! — крикнул ему Кеша в отчаянии.— Сам ты пил! Дам по уху, тогда будешь орать...

Лариса взяла вдруг Кешу за руку и решительно сказала:

— Пошли отсюда, от этого полоумного, подальше...

И Кеша, подчиняясь, пошел за ней следом, хотя руку из ее руки постарался высвободить, потому что Гыра, видя

5

— Не знаю,— сказала Лариса удивленно.— У нас, пог моему, никакого и кладбища нет...

— Ну как же нет?!

— Не знаю... У нас во дворе лепешечки растут, а мы их ели..* всегда. Тут почему-то таких нет. Кеша, а твой папа на фронте?

ѵ — На фронте. А твой?

Лариса вздохнула и сказала:

— Тоже. Я видела, тебе письмо недавно было... От папы?

г— От отца...

• — А мой не пишет... Мама только...

— Фотокарточку прислал,— сказал Кеша с хвастливым и жестоким превосходством.— Они там сидят, наверное, около аэродрома, на земле, и отец смеется.

Он летчик?

— Нет, он не летчик... он вообще механик, самолеты чинит. Пробьют крыло, а он починит. А форма у него как у летчика.

— А мой папа... Мы на даче жили, когда началась война... А он рыбу ушел еще вчера... ловить... Ну... вечером вот... Потом пришел и ничего не знает... А мы с мамой ждали, ждали. А папа пришел и говорит... и спрашивает: «Вы чего это носы повесили? Я рыбы наловил». А мама ему говорит: «Война». Он собрался и уехал... А рыба вся испортилась...

Чечевичное поле с белесой от пыли большой дорогой, вдоль которой далеко-далеко уносили куда-то столбы провисшую от жары проволоку, темно зеленело перед глазами. И казалось, будто над далекими его краями воздух пропылился зноем. Над дорожной пылью ластились молчаливые ласточки, молниеносно и упруго облетая Кешу и Ларису, а впереди над деревянными столбами, над проволокой дрожала в воздухе пустельга. Она как-то особенно часто махала крылышками и оставалась на одном месте, а когда Кеша и Лариса приближались, ее словно бы ветром сдувало и уносило. Но снова, трепеща, зависала она вдали над столбами, чтобы опять улететь. Она как будто поджидала и заманивала, заманивала в бесконечные дали двух маленьких человечков. И эти два человечка шагали вдоль вереницы столбов и говорили о войне и о своих отцах. Один говорил радуясь, а другой человек — печалясь. И они плохо понимали друг друга.

— Кеша,— вдруг сказала Лариса, все убыстряя шаг,— давай с тобой потихонечку от всех дружить.

Он тоже пошел ходче и, не глядя на нее, сказал:

— Давай.

— Только — никому! — сказала она.— А потом, после войны, когда мы будем большими, мы с тобой поженимся. Как все.

Она это сказала так, будто для нее это был давно уже обдуманный и решенный вопрос — дело оставалось только за временем, за очень медлительными, долгими годами. Он, в свою очередь, тоже подумал, что хорошо бы скорей стать большим и жениться на ней: проснуться бы завтра и... Но он так разволновался, услышав эти ее неожиданные слова, что никак не мог ничего сказать в ответ. А она шла чуть впереди него в насквозь пропыленных сандалиях, в розовом сарафане-колокольчике, худющая и смуглая, и он видел только очень красивый овал ее щеки, кончик носа и немножечко подбородок... И ему вдруг стало очень обидно, что им еще просто нельзя, просто никак невозможно жениться. В сознании своем он успел уже построить за эти мгновения целый комплекс каких-то непредвиденных обстоятельств, случайностей, которые могут все изменить, все разрушить, потому что впереди слишком уж много лет. Ему даже страшно стало, когда он подумал об этом или, вернее, когда почувствовал и ощутил, что Лариса может не навсегда быть только для него и только с ним, как теперь. Он даже успел разозлиться на нее за это.