Читать «История частной жизни Том 2 (Европа от феодализма до ренессанса)» онлайн - страница 40

Когда вина была таким образом искуплена, заблудшая овца вновь присоединялась к стаду. Ежедневная совместная трапеза в рефектории и постный ужин являли собой церемонию, которая также скрепляла братскую общность. Пищу принимали, сидя в определенном порядке, скатерти на столах меняли каждые две недели: настоящий княжеский пир, где для каждого сотрапезника, занимавшего предназначенное ему место, уже были приготовлены хлеб и нож; из кухни приносили миски, а из погреба — вино, которое разливали по чашам «надлежащей» меры: по одной на двух монахов; порядок предписывал пить бесшумно, контролируя свои жесты и поддерживая безупречную дисциплину. Когда настоятель, сидевший в центре, в полной тишине подавал сигнал, все причащались, а чтение вслух одним из братьев занимало умы, отвращая от вожделения пищи.

На закате наступало опасное, время, когда дьявольские искушения становились особенно навязчивыми. Тогда следовало плотнее сомкнуть ряды, следить друг за другом еще внимательнее: в дормитории на верхнем этаже, на недосягаемой для ползучих гадов высоте, в самом укромном уголке жилища, одиночество было под запретом, и сам настоятель пребывал среди своей паствы. Свет горел всю ночь, за порядком следили дежурные — ночной дозор. Каждый спал на своей постели, формально устав запрещал делить ее с другими: общинные предписания в этом вопросе подчинялись исключительно страху — непроговариваемому, но навязчивому — гомосексуального искушения. Ведь, в конечном счете, основополагающей чертой монашеского общежития была тесно сплоченная «стадность», где любая интимность, любой секрет неизбежно становились известны всем, а одиночество считалось одновременно опасностью и наказанием.