Читать «История Жанны» онлайн - страница 78

Елена Владимировна Глушенко

Мы говорили обо всем, но чаще всего об отце. Странное дело – мы говорили о нем, как о живом. Я не могла понять, сознательно ли маркиз отказывается признать смерть друга, или же такое помутнение рассудка – предвестник приближающегося конца, но только поддерживала его в этом заблуждении. Да я и сама еще не была готова принять тот факт, что папы больше нет.

Маркиз совсем не говорил о политике. Казалось, она перестала его интересовать, словно и не было этих страшных лет, пролитой крови, сломанных судеб. Его больше не волновали ни исконные права Бретани, за восстановление которых он боролся так истово, ни попранная религия отцов, ни мученическая смерть короля, о которой я узнала только здесь, в Гийомарэ.

Я никогда не видела короля и не испытывала никаких теплых чувств к монарху, допустившему, чтобы страна, вверенная ему Богом, скатилась в пропасть, но все же не могла не содрогнуться при мысли о его страшной кончине. Убийственное совпадение, но он и мой отец закончили свой земной путь в один и тот же день 21 января 1793 года.

Крестный вспоминал молодость, дорогих его сердцу людей, то золотое время, когда он, полный сил и замыслов, дерзал, и удача улыбалась ему. Он вспоминал Америку, Лафайетта и те дни, когда они плечом к плечу сражались вместе.

* * *

Того щуплого мужчину с незапоминающейся внешностью я больше не видела. А вот виконт приходил навестить маркиза каждый день. Сначала я думала, что, может быть, с ним крестный захочет говорить о своей неудавшейся миссии, и не удивилась бы, если б меня попросили выйти из комнаты. Но нет, они, если и беседовали, говорили о всяких пустяках.

В один из таких визитов крестный поручил ему позаботиться обо мне, и Шатоден только молча склонил голову, безропотно соглашаясь.

Виконт оставался с нами в комнате, даже если крестный засыпал ненадолго. Мы тогда просто тихо сидели каждый в своем кресле. Я делала вид, что читаю. А он барабанил пальцами по подлокотнику. Иногда он поворачивал голову и пристально смотрел на меня. Интересно, о чем он думал?

Я не могла без улыбки вспоминать, какое у виконта было выражение лица, когда маркиз объявил, что я его крестница и дочь его дорогого друга. Я тогда еще подумала, как бы беднягу не хватил удар, так он покраснел. Тибо незаметно растворился вместе со своим кинжалом и больше не попадался мне на глаза.

Шатоден не извинился передо мной за свое грубое обращение, да мне этого и не надо было. Единственное, что меня интересовало, помнит ли он ту смешную девочку, ту замухрышку. И если помнит, то продолжает ли считать замухрышкой или нет. Впрочем, это было неважно.

Важным было лишь то, что крестный умирал. Он это знал и был готов.

Когда я однажды в сердцах, не удержавшись, сказала, как это ужасно и как несправедливо, что болезнь губит его в самом расцвете лет, он мне ответил следующее:

– Это не болезнь, девочка моя, это ненависть. Если бы я мог прожить жизнь заново, я все сделал бы так же. Но в сердце моем не было бы ненависти, только жалость и боль за мою истерзанную родину. Не повторяй моей ошибки.