Читать «Избранные (Повести и рассказы)» онлайн - страница 311
Валерий Георгиевич Попов
— Если у вас есть что сказать — говорите. Если нет — выбирайте из списка.
Серия «Пламенные борцы». Вот почему Мотя застенчиво обошел мой конкретный вопрос.
— Любая незачеркнутая фамилия — ваша. Кстати, совсем не представляю, что могло вас привести к нам.
«Ты! Твой голос», — должен был бы ответить я.
Она поняла это, и потом у нас не было проблем с чтением мыслей: они возникали как бы одновременно в наших головах.
— ...Список, — напомнила она.
—Ах да! — я обратился к списку и для приличия, помедлив, ткнул пальцем. — Вот!
Ляля мрачно усмехнулась:
— Ну что ж.
И тогда красный, разъяренный Мотя буквально вышвырнул меня в коридор.
— Вы... соображаете?
— А что?
— Да это же палач! — зашептал Мотя.
Палач?.. Зачем тогда сюда привел?
Мы вернулись в комнату. Ляля с тяжким вздохом наблюдала за нами. Мы посмотрели с ней друг на друга.
— Тыкайте пальчиком осторожнее. Не промахнитесь, — усмехнулась она.
Я ткнул — и снова взбешенный Мотя выволок меня в коридор.
— Ты что?
— А что?
— Ты знаешь год его смерти?
— ...Тридцать седьмой?
— Знаешь — или угадал?
— Угадал. А другие-то — есть? Чтобы не жертвы и не палачи?
— Разумеется, есть!
Мотя, как бы волнуясь, стал раскуривать старинную трубку. «Интересно, — подумал я, — за это шоу кто-нибудь приплачивает, или он выступает по вдохновению, просто как порядочный человек? Вероятнее всего — и то и другое».
Тут решительно вступила Ляля — строгая, подтянутая, с папиросой в зубах.
— Долго ты еще будешь... как вошь на стекле? Человек пришел заработать.
— Ради бога, не демонстрируй свой цинизм! — вскричал Мотя, взволнованно прижимая пальцы к вискам.
Да, нелегко было ей с ним. Горячо сочувствую!
Наконец, после еще нескольких вбеганий-выбеганий мы выбрали некоего Глеба Зазубрина, студента-технолога, теоретика и немножко практика рабочего движения. Арестовывался лишь однажды, в двадцать втором мирно умер. Не жертва и не палач — хотя, возможно, просто не успел стать тем или другим, а верней, — сразу и тем и другим, как у них было принято. Такого приличного революционера мог раздобыть только Мотя, с его тягой к лени и комфорту и с его связями: даже на раздаче революционеров сидела его собственная, хоть и бывшая, жена. Уютно живет!
— Мне кажется — это порядочный человек! — с пафосом произнес Мотя, когда мы вышли.
«Но за порядочного-то, наверное, много не заплатят», — уныло подумал я, но своими циничными размышлениями делиться не стал.
Впрочем, чутье Моти оказалось гораздо безошибочнее моего, и этот неуловимо-неопределенный Г. Зазубрин принес нам всем гораздо больше радостей, чем Дед Мороз. Но об этом — позже.
— В ближайшие же недели систематизирую свои наброски, — проговорил Мотя.
«Скажи лучше — в ближайшие месяцы!» — подумал я.
Я понимал, что при его образе жизни он может годами (сам рассказывал) изучать одно-единственное письмо Кушелева к Безбородко (вот загадка-то!), упиваясь при этом своей скрупулезностью и объективностью! Ему можно при его богатстве! Откуда, кстати, его богатство? — снова все тот же назойливый вопрос. — Ведь не распродает же он свои коллекции, наоборот — прикупает?.. Ну ладно — не твоя забота!