Читать «Избранные (Повести и рассказы)» онлайн - страница 308

Мотя, почувствовав во мне комок беспокойства, перешел на холодновато-поучительный тон, дабы поставить меня с моими мучениями на нужное место.

— Как-то до современной литературы руки не доходят... но слышал о вас исключительно доброе!

На фоне прошлой стадии отношений: «с давних пор являясь», это уже явное предупреждение о бестактном поведении, следующий этап будет: «Не смею вас больше задерживать! »

На хрена мне сразу — быка за рога?

— Немного белого безмолвия? — предложил Мотя.

Так он, оказывается, называл мороженое.

Фисташковое, словно не растаявшее еще с тех времен!

— Занимаюсь сейчас исключительно Пендерецким! — наконец за мороженым Мотя решил пролить некоторый свет на свою деятельность. Несчастные остальные — кем Мотя решительно не занимается! Хотел спросить — кто такой Пендерецкий, но не спросил, боясь позора. Пендерецкий (однофамилец?)! Как звучит!

Меня, по-прежнему, более интересовало другое: каким образом Пендерецкий, если он существует, поддерживает эту Мотину роскошь? И второй, еще более дерзкий вопрос: пребывает ли в такой роскоши Пендерецкий сам?

— Всегда при мистрале немного болит голова! — Мотя тонкими пальцами потер свою голову великолепной лепки.

— Скажите... а портрет Пендерецкого есть? — пробормотал я.

— Достойных его портретов, увы, не существует! — с пафосом воскликнул Мотя и добавил: — К сожалению, после нашествия женщин, пользующихся крайней моей мягкостью, здесь не осталось практически ничего!

Я хотел переспросить: «крайней мягкостью» или крайней мякотью», но решил не уточнять.

Рявкнул звонок.

— По музыке узнаю, кто это! — устало улыбнулся Мотя. — Это всего лишь моя б. жена.

— В каком смысле? — Я растерялся.

— Моя бывшая жена, — грустно расшифровал он, видимо, известную тут шутку. — Секунду!

Он вышел в прихожую. Я «поднял» уши.

— Что тебе нужно?

— Фен, — ответил хриплый женский голос. То у них мистраль, то фен — красиво живут.

Дальнейшие обрывки их разговора с разной степенью громкости доносились из неизвестных помещений бескрайней этой квартиры.

— Он занят. Мы разговариваем! — услышал я Мотину реплику.

Почему же? Я свободен.

— Завтра? Как скажете! — донесся вдруг до меня ее голос. Надо же, какая податливая! Хлопнула дверь. Вернулся Мотя.

— Господи! — в отчаянии воскликнул он. — Чем только не приходится зарабатывать на хлеб!

Что, интересно, он имеет в виду?

— Моя б. супруга, — Мотя не удержался от повтора «удачной» шутки, — заведует отделом в издательстве и старается не дать пропасть нам, сирым и убогим.

К сирым и убогим Мотя почему-то в первую очередь относил себя.

— Завтра, надеюсь, вы свободны?

— А что за работа? — я оживился.

— Лучше, если мы поговорим об этом непосредственно с Лялей, — сухо проговорил хозяин. — Думаю, вы тоже испытываете нужду в презренном металле?

Конечно, испытываю. И почему — в презренном? Очень даже хороший металл, потому что у меня его нет. Объясняю: мой друг-диссидент неплохо устроился за рубежом, десятки тамошних фондов наперебой старались помочь ему, изнемогшему в идейной борьбе. Я здесь тоже всячески защищал его, хоть и злился: а сам разве не жертва, как Друг диссидента? За дружбу с ним меня вышвырнули отовсюду, из всех издательств! Наконец-то он понял это, позвонил: