Читать «Избранное. Том 3. Зеленое тысячелетие. Рассказы» онлайн - страница 271

Но теперь по выражению ее лица, по свету из ее комнаты я понял, что ни о каком подобном равновесии и речи быть не может.

И в тот же самый момент и мой защитный барьер — неестественная сонливость — исчез без следа.

Вики прикрыла за собой дверь. Мы двинулись навстречу друг другу, обнялись и замерли на месте. Потом улеглись бок о бок на кровать под широким окном, в котором поблескивали звезды.

Мы с Вики давно любовники, но тогда в наших объятьях не присутствовало ни грана страсти. Мы были просто двумя, пораженными не столько страхом, сколько неким жутковатым благоговением людьми, ищущими душевного уюта и покоя в присутствии друг друга.

Не то чтобы мы могли надеяться действительно защитить или укрыть друг друга от неведомой опасности — то, что довлело над нами, обладало для этого слишком грозным могуществом — хрупкое чувство покоя дарило лишь чувство, что ты не один, что найдется тот, кто разделит с тобой все, что бы ни случилось.

Мы и не пытались искать временного забытья в любовных утехах, как наверняка поступили бы перед лицом более физической угрозы — грозящее было для этого слишком сверхъестественным. Впервые тело Вики было красиво для меня в совершенно холодном абстрактном смысле, что имеет не большее отношение к страсти, чем радужные переливы мушиного крыла на просвет, или изгиб древесного ствола, или сверкание заснеженного поля. И все же я продолжал чувствовать, что внутри этой абстрактной оболочки скрывается близкая мне душа.

Мы ни сказали друг другу ни слова. Не было простых слов, чтобы выразить большинство овладевших нами мыслей, а порой казалось, что таких слов нет вообще. К тому же мы старались ни производить ни малейшего звука, словно укрывшиеся в траве мышки, когда поблизости пофыркивает кот.

Поскольку чувство чего-то нависшего над домом и окрестностями было чрезвычайно сильным. А теперь просочившегося и внутрь самого дома, поскольку все те же знакомые ощущения опять налетали на нас тут же тающими снежинками — запашок и привкус горелого, щекочущие касания невидимых паутинок, низкий гул и пронзительный писк, а потом и шорохи осыпающихся камешков.

И поверх них, переплетенное с ними — гнетущее чувство присутствия затаившейся черноты, связанной со всем космосом тончайшими черными нитями, податливо тянущимися и не способными сдержать неумолимого ее приближения…

Я не думал про Франца, я едва ли думал о том, что случилось в тот день, хотя овладевшей мною тревоге не требовалась помощь памяти…

Мы просто лежали, тесно прижавшись друг к другу, и смотрели на звезды. Минуту за минутой. Час за часом.

Временами мы, должно быть, проваливались в сон — я точно знаю, что засыпал — хотя лучшим определением этому сну было бы забытье, поскольку он не приносил отдыха измученному телу и душе, а пробуждение было связано с кошмаром медленного осознания причины ползущего по телу ломотного холодка.

Довольно нескоро я заметил, что видны часы в дальнем углу комнаты — наверное потому, подумал я, что у них светящийся циферблат. Стрелки показывали ровно три. Я осторожно повернул к ним голову Вики и она кивнула в подтверждение, что тоже их видит.