Читать «Идентичность: юность и кризис» онлайн - страница 207

Начнем с биографического материала: в начале этой книги я указал на то, что трудно было бы ожидать от негритянских писателей столь же позитивных заявлений, как те, что были сделаны У. Джеймсом и 3. Фрейдом, - воодушевленных или торжественных признаний внутреннего ощущения тождества с самим собой и с частью окружающего мира. Чтобы быть столь же правдивыми, негритянские писатели должны с тем же пылом попытаться сформулировать ужасные последствия того психологического явления, которое мы называем идентичностью. И действительно, соответствующие высказывания негритянских авторов изложены в столь отрицательных терминах, что сначала возникает впечатление полного отсутствия идентичности или, во всяком случае, доминирования в ней негативных элементов. Существует классическое высказывание Дюбуа о неуслышанности негров, а следует помнить, что Дюбуа был расово "интегрирован" и вел в своем городе в Беркшире настолько привилегированную жизнь, насколько это вообще возможно для негритянского мальчика. Но вот этот отрывок:

"Трудно объяснить другим психологическое значение сегрегации. Это все равно что, выглядывая из темной пещеры в склоне нависшей над ней горы, смотреть на идущих мимо людей и пытаться заговорить с ними. Вы говорите вежливо и убедительно, объясняя, что эти заживо погребенные лишены возможности двигаться, выражать себя и развиваться, что освобождение их из тюрьмы - не просто вопрос любезности, сочувствия или помощи им; оно для всех явилось бы благом. Вы говорите спокойно и логично, но замечаете, что идущие мимо даже не оборачиваются, а если и обернутся, то лишь взглянут с любопытством и продолжают идти дальше. Постепенно узники начинают понимать, что эти люди их не слышат, что между ними и остальным миром какая-то невидимая

309

стеклянная стена. Они начинают волноваться, говорить громче, жестикулировать. Некоторые прохожие из любопытства останавливаются; эти жесты кажутся им бессмысленными, они смеются и идут дальше. Они все еще не слышат или слышат плохо, но не понимают, чего от них хотят. Тогда узники начинают выходить из себя: кричать, бросаться на стены, вряд ли понимая, что кричат в пустоту и что их гримасы снаружи кажутся смешными. Некоторым удается выбраться наружу ценой неимоверных усилий и страшных увечий. Здесь они оказываются лицом к лицу с огромной, испуганной и безжалостной толпой людей, дрожащих за свою жизнь"2.

От "неуслышанного" негра Дюбуа лишь один шаг до Болдуина и Эллисона, у которых в самих названиях книг заложена идея невидимости, безъшянности, безликости. Но я не склонен считать это просто печальным проявлением негритянского ощущения "я - никто", социальной роли, доставшейся им, видит Бог, по наследству. Я бы скорее объяснил отчаянную и упорную поглощенность этих авторов идеей невидимости как чрезвычайно энергичное и мощное требование быть услышанными и увиденными, быть признанными индивидуальностью, имеющей возможность выбора, а не людьми, выделяемыми по одному самоочевидному признаку - цвету кожи. Они упорно отстаивают существующую, но непроявленную, в каком-то смысле безгласную идентичность, которая не может пробиться сквозь заслоняющие ее стереотипы. Они хотят снова отвоевать для своего народа, а прежде всего (как и положено писателям) для себя то, что Ванн Вуд-ворд называет "утраченной идентичностью". Этот термин нравится мне тем, что подразумевает не пустоту, как у многих современных авторов, а нечто, что нужно искать и моркно найти, что может быть пожаловано или дано, создано или изготовлено, - нечто обретаемое заново. Я подчеркиваю это потому, что существующее латентно может стать реальностью, а значит, и мостом от прошлого к настоящему.