Читать «Иверский свет» онлайн - страница 35

выше травм и грамот.

Над ямой он обтер

бутылку и батон.

Познал бы истину,

когда б работал Гамлет

сначала Йориком, могильщиком — потом.

«Ляжем — сравняемся», —

он говорил девчатам.

«Ляжем — сравняемся», —

он оборвет меня.

Не в голубой конек —

в глубинную лопату

врезается ступня.

Ляжем — сравняемся —

кумиры и селяне,

ляжем — сравняемся —

народы и леса,

в великой темноте в неназванном сияньи

ляжем — сравняемся.

Там побежденному стал победитель равен,

там, бывшие людьми,

безмолвные глядят —

взгляд клена, взгляд звезды и придорожный

камень.

Потом и камня нет.

Остался только взгляд.

Сограждане,

над ним не надо зубоскалить!

Рублевые цветы воруя с похорон,

надежда падшая

за вас подымет шкалик —

ваш бывший чемпион.

Когда по Пушкину кручинились миряне,

что в нем не чувствуют былого волшебства,

он думал: «Милые, кумир не умирает.

В вас юность умерла!»

Опять надстройка рождает базис.

Лифтер бормочет во сне Гельвеция.

Интеллигенция обуржуазилась.

Родилась люмпен-интеллигенция.

Есть в русском «люмпен» от слова «любят».

Как выбивались в инженера,

из инженеров выходит в люди

их бородатая детвора.

Их в институты не пустит гордость.

Там сатана правит балл тебе.

На место дворника гигантский конкурс —

/лузы носятся на метле!..

Двадцатилетняя, уже кормящая,

как та княгинюшка на Руси,

русая женщина новой формации

из аспиранток ушла в такси.

Ты едешь бледная — «люминесценция»! —

по темным улицам совсем одна.

Спасибо, люмпен-интеллигенция,

что можешь счетчик открыть с нуля!

Не надо думать, что ты без сердца.

Когда проедешь свой бывший дом,

две кнопки, вдавленные над дверцами,

в волненье выпрыгнут молодом...

Тебя приветствуют, как кровники,

ангелы утренней чистоты.

Из инженеров выходят в дворники —

кому-то надо страну мести!

МУЖИКОВСКАЯ ВЕСНА

В. Солоухину

Не бабье лето — мужиковская весна.

Есть зимний дуб. Он зацветает позже.

Все отцвели. И не его вина,

что льнут к педалям красные сапожки

и воет скорость, перевключена.

В лесу проходят правила вожденья.

Ему годится в дочери она.

Цветут дубы. Ну, прямо наважденье!

Такая незаконная весна

шатает семьи, как землетрясенье.

Учись, его свобода и питомица!

Он твой кумир, опора и кремень...

Ты на его предельные спидометры

накрутишь свои первые км.

Цветы у дуба розоваты — крем,

от их цветенья воздух проспиртованный.

Что будет с вами? Это возраст леса,

как говорит поэт — ребра и беса,

а повесть Евы не завершена...

На память в узелок сплети мизинец.

Прощай и благодарствуй, дуб-зимнец!

Сигналит мужиковская весна.

ДВЕ ПЕСНИ

I. ОН

Возвращусь в твой сад запущенный,

где ты в жизнь меня ввела,

в волоса твои распущенные

шептал первые слова.

Та жа дача полутемная.

Дочь твоя, белым-бела,

мне в лицо мое смятенное

шепчет первые слова.

А потом лицом в коленки

белокурые свои

намотает, как колечки,

вокруг пальчиков ступни.

Так когда-то ты наматывала

свои царские до пят

в кольца черные, агатовые

и гадала на агат!

И печальница другая

усмехается как мать:

«Ведь венчаются ногами.

Надо б ноги обручать».

В этом золоте и черни

есть смущенные черты,

мятный свет звезды дочерней,

счастье с привкусом беды.

Оправдались суеверия.

По бокам моим встает

горестная артиллерия —