Читать «Иверский свет» онлайн - страница 29

Я бросал тебе в ноги Париж,

августейший оборвыш, соловка!

Мне казалось, что жизнь — это лишь

певчий силы заложник.

И победа была весела.

И достигнет нас кара едва ли.

А расплата произошла —

мы с тобою себя потеряли.

Ошибясь в этой жизни дотла,

улыбнусь: я иной и не жажду.

Мне единственная мила,

где с тобою мы спели однажды.

Мы стали друзьями. Я не ревную.

Живешь ты в художнической мансарде.

К тебе приведу я скрипачку ночную.

Ты нам на диване постелешь. «До завтра,—

нам бросишь небрежно. — Располагайтесь!»

И что-то расскажешь. И куришь азартно.

И что-то расскажешь. А глаз твой агатист.

А гостья почувствовала, примолкла.

И долго еще твоя дверь не погаснет.

Так вот ты какая — на дружбу помолвка!

Из этой мансарды есть выход лишь в небо.

Зияет окном потолковым каморка.

«Прощай, — говорю, — мое небо, и не

понимаю, как с гостьей тебя я мешаю.

Дай бог тебе выжить, сестренка меньшая!»

А утром мы трапезничаем немо.

И кожа спокойна твоя и пастозна...

Я думаю: «Боже! за что же? за что же?!»

Да здравствует дружба! Да скроется небо!

СТРЕЛА В СТЕНЕ

Тамбовский волк тебе товарищ

и друг,

когда ты со стены срываешь

подаренный пенджабский лук!

Как в ГУМе отмеряют ситец,

с плеча откинется рука,

стрела задышит, не насытясь,

как продолжение соска.

С какою женственностью лютой

в стене засажена стрела —

в чужие стены и уюты.

Как в этом женщина была!

Стрела — в стене каркасной стройки,

во всем, что в силе и в цене.

Вы думали — век электроники?

Стрела в стене!

Горите, судьбы и державы!

Стрела в стене.

Тебе от слез не удержаться

наедине, наедине.

Над украшательскими нишами,

как шах семье,

ультиматумативно нищая

стрела в стене!

Шахуй, оторва белокурая!

И я скажу:

«У, олимпийка!» И подумаю:

«Как сжались ямочки в тазу».

«Агрессорка, — добавлю, — скифка...»

Ты скажешь: «Фиг-то»...

Отдай, тетивка сыромятная,

наитишайшую из стрел

так тихо и невероятно,

как тайный ангел отлетел.

На людях мы едва знакомы,

но это тянется года.

И под моим высотным домом

проходит темная вода.

Глубинная струя влеченья.

Печали светлая струя.

Высокая стена прощенья.

И боли четкая стрела.

ПЕСНЯ СИНГАПУРСКОГО ШУТА

Оставьте меня одного,

оставьте,

люблю это чудо в асфальте,

да не до него!

Я так и не побыл собой,

я выполню через секунду

людскую мою синекуру.

Душа побывает босой.

Оставьте меня одного;

без нянек,

изгнанник я, сорванный с гаек,

но горше всего,

Р.5. К ПОЭМЕ «АНДРЕЙ ПОЛИСАДОВ»

Собор туманный? войлочная сванка?

Окстись!

Андрей незваный, может быть, тот самый,

что с Грузией Россию окрестил?

Ты так сжимал в руке гвоздя подобье —

гвоздь сквозь ладонь наружу выходил.

И этою прозревшею ладонью

ты край мой окрестил.

Ты, крестный, рифмовал мою бумагу.

Страна болела — ты к ней прилетал.

Ты письма синие андреевского флага

слал двести г.ет мне. После перестал.

Я уходил в хохочущие кодла,

я принимал тебя за всех и вся.

Я чувствую такой могильный холод,

когда ты отворачиваешься.

Но где гарант, что ты не оборотень?

Я обманулся вновь? Но почему

являешься ты именно сегодня

и мне и веку моему?..

Но гость и сам охотник до вопросов.

Он говорит мне: «Очередь моя

на исповедь. Мне имя Каракозов.

Твой предок исповедовал меня».