Читать «Ибн Баттута (жзл-)» онлайн - страница 38

Продав свой провиант, который был запасен до самой Мекки, Ибн Баттута расплатился с погонщиками и, не теряя времени, пустился в обратный путь, в Каир.

Глава четвертая

«Если нет того, чего желаешь, желай того, что есть». Эта арабская поговорка довольно точно отражала настроение Ибн Баттуты, возвращавшегося в Каир из своей неудачной поездки в глубь Верхнего Египта.

Паломники, возглавляемые Аргуном Давадаром, уже вышли в путь, и вся надежда Ибн Баттуты была на то, что в Дамаске он успеет присоединиться к сирийскому каравану, отправление которого было назначено на начало шавваля.

Ибн Баттута спешил. В Каир он прибыл затемно, а утром следующего дня уже покачивался в седле своего ослика на пути в Шам.

В то время Сирия входила в состав мамлюкского государства султана Насира, его наместники сидели в Халебе, Хомсе и Дамаске, но времена были неспокойные, и на границе с Палестиной египтяне предпочитали иметь мощные защитные кордоны. Опасались главным образом лазутчиков хулагуидского хана Абу Сайда, с которым у Египта сложились напряженные, недружественные отношения. С другой стороны, пограничные пункты использовались для взимания таможенных пошлин с купцов, сновавших по бойкому торговому тракту между Каиром и Дамаском.

О масштабах шпионажа в ту эпоху мы можем судить по переписке египетского султана Калауна с монгольским ханом Ахмедом. В пространных посланиях рассерженные монархи осыпали друг друга упреками в преднамеренном засыле проведчиков, которые десятками и сотнями шли по торговым дорогам в обличье странствующих дервишей, нищих, христианских монахов, паломников, врачей.

По синайской дороге, тянущейся вдоль побережья, на каждом шагу попадались караван-сараи, которые египтяне называли ханами. В их внутренних двориках, обнесенных высокими глинобитными стенами, люди спали вповалку, расстелив на влажном песке войлочные кошмы либо прислонившись к сброшенным как попало вьюкам. Тут же, сбившись в кучу, дремали животные — ослики, мулы, верблюды. Неподалеку от хана, как правило, находилась сакия, где перед выходом в путь поили животных, а у главных ворот по обе стороны дороги — ветхие лавочки — хануты. В них продавали съестное, фураж, шорные принадлежности.

У самой границы была таможня, где с приезжих купцов брали закят — пятипроцентный налог с золота и серебра — и взимали пошлины в зависимости от рода товара и его количества. Не слушая причитаний и жалобных криков, угрюмые рослые таможенники острыми ножами взрезали шелковые или фибровые веревки, бесстрастно вываливали в пыль рулоны китайского шелка, бархата, камки, рисованных сирийских тканей с золотыми прошивками. Во дворе таможни пахло мускусом, перцем, гвоздикой, десятки ног втаптывали в песок золотые осыпи заморской хны и шафрана. Писцы скрипели тростниковыми каламами, составляя под диктовку таможенников нескончаемые списки рулонов, вьюков, бурдюков, кувшинов; босоногие платные свидетели нетерпеливо переминались с ноги на ногу в ожидании обещанного бакшиша.