Читать «И вянут розы в зной январский» онлайн - страница 8

Делия проворно поднялась и, плеснув воды в таз, принялась умываться. Из соседней комнаты доносились деловитые шаги, а вслед за ними в молчании семенили другие шажки, быстрые и легкие. Должно быть, уже поздно, озабоченно думала она, растирая мокрой губкой руки и шею. Покончив с умыванием, Делия начала причесываться, то и дело бросая взгляд в небольшое круглое зеркальце, висевшее на стене. Волосы были единственной ее радостью: густые и блестящие, они слегка вились и цвет имели сочный – темно-каштановый с золотистой искрой. Остальное же – сущее разочарование. Ах, чуточку бы жизни добавить в надоевшее свое лицо, такое бесцветное, с мелкими чертами, такое ненастоящее, словно художник бросил рисовать портрет, не доведя до ума даже карандашный набросок. Глаза, и те были не карие, как у сестры, а словно выцветшие до нелепого какого-то, совиного цвета. Хоть плачь.

Тут постучали в дверь, и, не дожидаясь, пока она откроет, вошла Агата – свежая, аккуратно причесанная и одетая для церкви в хорошее платье из генриетты, отделанное шелковым крепом. Она сказала: «А я собралась тебя будить», – и тут же, не теряя времени, захлопотала вокруг. Словно опытная горничная, перетрясла простыни и застелила кровать; затем, как накануне, помогла Делии затянуть корсет и убрала ей волосы, заколов на макушке длинными гагатовыми булавками. Руки у нее были ловкие, и их прикосновения быстро разогнали глупые печали. К тому же впереди было столько интересного: столичный город, новые знакомства… Воодушевленная этими мыслями, Делия торопливо оделась. Черное платье, хоть и шелковое, портило ее еще больше; но можно ли сейчас думать о себе и своем тщеславии?

Завтракали все вместе, сидя за круглым столиком в гостиной. Пятилетняя Тави, одетая в простое белое платьице с фартуком, по-прежнему стеснялась Делии и лишь украдкой наблюдала за ней, задрав курносое веснушчатое личико. Она едва ли помнила свою единственную поездку на Тасманию: это было три года назад. В остальное время Агата ограничивалась тем, что регулярно высылала родным фотографии дочки. Отец же, в свою очередь, не торопился приглашать их снова. Эта разобщенность мучала Делию много лет, с того самого дня, когда из Лондона пришла телеграмма, перевернувшая все. Ведь обычно бывает наоборот – общее горе сближает семью; но нет, только не у них. Так и тянулось бесконечно: отец все глубже уходил в себя, миссис Фоссетт почти все время проводила в спальне, пытаясь смягчить его сердце своими недугами – настоящими или мнимыми, кто знает. Только младшие дети, близнецы Сара и Пол, которым только что сравнялось тринадцать, по-прежнему были не разлей вода. Но им, беспечным, неистощимым на проказы, хватало общества друг друга, и Делия чувствовала себя с ними чужой.