Читать «И звезды любить умеют (новеллы)» онлайн - страница 203

Почему Анна Павлова оставила «Русские сезоны»? Ей не нравилась музыка Стравинского в «Жар-птице»: казалась недостаточно мелодичной. А Дягилев упивался Стравинским и с легкостью заменил недовольную Павлову Тамарой Карсавиной. После этого Анна Павлова танцевала лишь в семи дягилевских спектаклях во время гастролей 1911 года в Лондоне.

К тому же Павлова, великая balerina absoluta, балерина классического стиля, ни душой, ни телом не принимала эстетики тех хореографов-новаторов, которые вслед за Фокиным пришли в «Русские балеты Дягилева» и произвели революцию в мире танца. От Айседоры Дункан и К° она готова была принимать вольные костюмы и то, что французы называют l’expression, но с полным отвержением эстетики классического балета (его Айседора Дункан ненавидела со всем своим вулканическим темпераментом!) Анна Павлова не могла согласиться.

Она любила повторять, что красота танца значила для нее всё, а уродство — ничего (и она категорически отвергала то, что казалось ей уродливым, и, в частности, некоторые пластические элементы новой хореографии). По ее суждению, красота дарила людям счастье и приближала к совершенству. Дягилев же был ищущим новатором, всегда стремившимся удивить публику. В постановках его труппы танец подчас оттесняли на второй план художественно-постановочные элементы: декорации и костюмы, которые для него создавали, скажем, Ларионов или Пикассо. Для Павловой все это было неприемлемо.

И все же, все же, все же главное было не в этом! И не только в том, что Дягилев отказался ставить «Жизель» именно для нее и именно так, как она хотела. Ни Дягилев, ни дирекция Императорского балета не могли измениться ради Павловой до такой степени, чтобы весь репертуар, все собственное видение балета перестроить сугубо под нее, под ее самовыражение, под ее требования. И у Дягилева, и в Петербурге она была всего лишь одной из многих, может быть, лучшей, но все же — на чьем-то фоне, а фон менялся, он вполне мог сделаться неожиданно ярким и заслонить приму… Этого Павлова со своим эгоистическим видением мира и восприятием балета перенести не могла. Она норовила весь мир переделать под себя с тем же великолепным l’aplomb, с каким, например, самоуправствовала в музыке для своих танцев.

«Было невозможно объяснить Павловой, что композитор лучше судит о темпе, в котором следует исполнять его произведения, — сокрушенно вспоминал пианист и дирижер ее труппы Уолтер Хайден. — Павлова требовала играть побыстрее здесь, помедленнее там, фразы выбросить, фразы вставить, отдельные пассажи абсурдно растянуть. Вместо того чтобы танцевать под музыку, она хотела, чтобы музыка играла под нее. Темпы приходилось менять… даже если оказывалась мала сцена, но еще чаще, если Павловой хотелось этого без всякой причины».

Протесты приводили Павлову в такую ярость, что она поднимала страшные скандалы на всех языках, которыми владела. Отчаянно жестикулировала, топала, но, не зная необходимых терминов, не могла толком выразить своих требований. Доводила всех кругом до белого каления — Хайден не раз в ярости поддавал партитуру ногой так, что ноты веером разлетались по сцене.