Читать «И все мы будем счастливы (сборник)» онлайн - страница 35

Пораженная, Кира молчала, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба. Наконец из горла вырвался хриплый, сдавленный крик:

— Господи, мама! Как же ты можешь! Он… Я же люблю его, мама!

— Юля, — тихим голосом откликнулся отец. — Прекрати. Пусть делают что хотят. Их жизнь. Пусть коверкают, ломают — их право. А то, что дочь вырастили такую, так это к нам, а не к ней.

Он открыл глаза и повернул голову к Кире:

— Подпишем тебе твои бумаги, не беспокойся. Все, что надо, подпишем. И давай — в новую жизнь! У вас там получится, не сомневаюсь — если через нас перешагнула, через родину.

Кира ничего не ответила. Последнее, что запомнилось, — глаза матери, растерянные, удивленные и не верящие услышанному. Неужели это сказал ее муж? Как же так? Ведь она так на него рассчитывала.

Кира шла по улице и ревела. Облегчения не было — вроде бы все разрешилось, слово отца закон, как он сказал, так и будет. Отец не из тех, кто меняет решение. Только горечь на сердце, тоска. Душа рвется на части. А они ведь правы, ее старики! Хотя какие они старики? Слегка за пятьдесят — разве это возраст? Но очень скоро они и вправду превратятся в стариков. Отец и сейчас постоянно болеет — сказывается тяжелая жизнь в гарнизонах. Мать еще держится — женщина всегда сильнее. Но ведь они правы, а? Как они будут без поддержки, совершенно одни? Но разве есть альтернатива? Разве она может отказаться от их с Мишкой решения? Ну допустим, она остается — без любимого мужа, без надежд, без перспектив. По-прежнему без угла. Только теперь совершенно одна. С очень незначительным шансом устроить личную жизнь, потому что в первую очередь это не нужно ей самой. Окончательно без детей — это понятно. Но родителей не бросит. На алтаре две жертвы — родители и муж. Кого она выберет?

Вернуться к ним? Хорошо, и это допустим. Хотя что тут хорошего? Не уживутся они. Никогда. Даже в юности было сложно. А уж теперь! Но самое главное не это — самое главное, она им никогда не простит, что они сломали ее жизнь и лишили любимого. И довольно скоро — или не очень скоро, особой разницы нет, это все равно обязательно случится — она начнет их ненавидеть. Одинокая старая дева, снимающая убогую комнатку на задворках Москвы, считающая жалкие копейки, еле выживающая, — в такую она превратится очень скоро, лет через пять. А то и раньше. Нет, конечно, она их не оставит — будет мотаться по воскресеньям, проклиная и ненавидя свою одинокую жизнь. Отстаивать очередь за колбасой и «Юбилейным» печеньем, вырывать из чьих-то рук тощую синюю курицу — гостинцы родным. Тащиться в холодной электричке и снова проклинать свою судьбу.

А там, у родителей, бросаться пятеркой — мать непременно будет требовать, чтобы дочь взяла деньги: «Ты же и так считаешь копейки!» В результате, конечно, они поругаются. Кира откажется обедать, наорет на мать, швырнет на стол банку с вареньем — ответный гостинец — и, громко хлопнув дверью, с облегчением выкатится за дверь. А в электричке снова примется реветь. А потом вернется в чужой угол, на чужую кровать. И опять одиночество — кошмарное, дикое, беспросветное. Уже окончательно и навсегда.