Китти и Айк – подлые твари, как только терпел их Бог.Ни мертвы, ни живы – всё ждали поживы, забившись в прибрежный лог.Ночью песни орали и виски жрали, днем дрыхли без задних ног.Что видишь воочью полярной-то ночью? И вот – всезнайки молчат.Язык на замке у тех, кто в тоске, у тех, по ком плачет ад,Кто полон скверной; им жупел серный – последняя из наград.Не спи, будь чуток, лови ход суток, рассчитывай наперёд.Им в ум взошло твоё барахло, им срок назначен – восход.За чудную шкурку – лису-чернобурку – баба на кровь рискнёт.В логове барса – располагайся, он очень достойный зверь.Верь волчьим клыкам и медвежьим когтям – не всякий раз, так теперь.Но шлюхе-бабе с золотыми зубами, улыбке её – не верь!Кто по алчбе покорился судьбе – законы перешагнул.Чужак наклюкался допьяна – и сном беспробудным уснул.И старый, холодный, седой Юкон тело его сглотнул.Я вскинул ствол и в упор навёл на чёрного Демона Зла.Он дико взвыл – мертвец бы вскочил, – но смерть его нагнала.И странно: на шкуре ни дыр, ни раны, и кровь совсем не текла.
III
Судьбы подарок был чёрен, но ярок – не подобрать слова.У Китти Стервы сдавали нервы и кругом шла голова.Айк зубами скрипел, и злобой кипел, и сдерживался едва.Легче добыть, чем поделить – добыча-то ведь одна.Жадность клокочет, и каждый хочет долю урвать сполна.И словно псы в закоулке глухом, сцепились муж и жена.«Шкура моя! – орала она. – Я её добыла!»«Валили вместе – делить честь по чести! – шипел он. – Ишь, подвела!»И грызлись в драке, как две собаки из-за гнилого мосла.Дрались, дрались – не разобрались. И баба стала мечтать:Что толку драться? Надо податься в Доусон – шкуру продать,Чёртову шкуру, добытую сдуру – а то добра не видать.Муж спал, и она улизнула одна – во тьме казалось верней.Пришпоривал страх, стучало в висках, и сердце билось сильней.А он притворялся – тихонько поднялся и скрадом пошёл за ней.Путь непростой: то утёс крутой, то обрыв – под ним глубина.Он крался сзади, под ноги глядя, впереди тащилась она.На Севере так: нерассчитанный шаг – и замыслам всем хана.А снег уж маслился и оседал – попахивало весной.Как соты мёдом, взялся водой подтаявший лёд речной,Гнулся, постанывал и трещал, держа напор водяной.Некуда деться. Будто младенца, шкуру прижав к груди,Полезла по склону, твердя исступлённо: затеяла – так иди.И охнула: словно из-под земли, муж возник впереди.Жена не ревела – окаменела: почуяла смертный час.Всю гниль и мерзость жизни былой припомнила Китти враз.А муж зарычал, как раненый пёс, и врезал ей между глаз.Сотню футов по склону вниз кувырком катилась она.Уступы, утёсы считала носом, шибанулась в комель бревна.Зияла внизу во льду полынья; всплеснуло – и тишина.Птичий гомон весну возвещал – пришла её череда.Ветви одеты неясным светом и мерцающей корочкой льда.А вдоль по тропе с добычей в руках спешил человек – в никуда.Все силы растратил, стал туп как дятел, и мысли пошли вразброд:Довольно гоняться, ведь мне не двадцать, пусть мерзкая тварь живёт.Глаза с перепугу продрал: он в лачугу запрыгнул – и застил вход.
