Читать «Записки человека долга (сборник)» онлайн - страница 110
Александр Александрович Бушков
Так вот, в этой деревне я моментально подметил: настроение ко мне было совсем другое, непохожее на все прежнее. Встречали меня без причитаний и ругани, я бы даже сказал, с настороженостью какой-то, причину которой я понять никак не мог, хоть тресни. Одно знал: с таким отношением никогда еще не сталкивался. Новое что-то, непонятное.
Председателем сельсовета у них был однорукий мужик с тремя медалями. Корнеич его звали. Зазвал он меня к себе в избу, выставил жиденького чайку с шанежками, и какое-то время беседа наша протекала в том же напряженном ключе. Словно ждал он от меня чего-то. Не было никакого разговора меж фронтовиками – а ведь когда встречались двое воевавших, они моментально завязывались: где, когда, как и что… Я заикнулся, что придется ночевать – он сказал, что определит к кому-нибудь, раз такое дело, казенное. И снова мы сидели, попивая пустой почти чаек, перекидываясь словами, словно по обязанности. Очень большое неудобство я чувствовал за его столом…
А потом все моментально переменилось. Прибежал его старшой, босой пацаненок лет двенадцати, что-то пошептал отцу на ухо… И сразу передо мной оказался совершенно другой человек. Корнеич, форменным образом просияв, даже единственной своей правой ладонью по лбу себя хлопнул:
– Что за дурь на нас нашла? Сидим как неродные… Надо же товарища старшего лейтенанта, фронтовика и героя, принять по-настоящему, по-людски! Что он о нас подумает? Бабы, шевелись!
Выскочили жена с дочкой – и чуть ли не в минуту стол преобразился. Появились и яишенка, и сало, пусть и прошлогоднее, и черные скрутки вяленой сохатины – я за две недели к ней уже приобвык, а главное – бутыль с нею, родимой. Переменился Корнеич, не узнать – хозяин хлебосольный, знай потчует да наливает. Тут уже и пошли те самые разговоры: кто где воевал, что видел, что бывало… Небо от земли. Пришли двое – еще не старики, но пожилые, мобилизации не подлежащие. Начали меня расспрашивать, как же оно теперь будет в Европе после войны и как будет у нас, и переменится ли жизнь как-то ощутимо. Боюсь, ничего особенно умного я им сказать не смог – как-то не задумывался над такими вещами. Думалось иногда, что все теперь будет как-то иначе – а вот как, в размышления не вдавался. Кажется, мужички это поняли, но виду не показали и разговор поддерживали из чистой вежливости.
И вот дернул меня черт… Выпито было как-никак немало. Мы с Корнеичем уже были на «ты», я и спросил:
– Корнеич, а вот объяснишь одну вещь? Я же не слепой и жизнь повидал… Поначалу вы меня встретили холодней некуда, аж морозцем в хате повеяло, полное впечатление. А вот теперь потчуете как дорогого и долгожданного гостя. Спроста так не бывает. Я не мальчишка, войну прошел, понимаю… Что случилось?
Они на короткое время замялись, переглянулись все трое. Потом один из тех, пожилых, сказал этак веско:
– Да объясни ты ему, Корнеич. Развей человеку недоумение, а то оно так его и будет грызть… Все равно в городе никто ему не поверит, они там давно верить перестали…