Читать «Записки Коллекционера. Вещи Позапрошлого» онлайн - страница 4

Вообще, об отношении в богоспасаемом отечестве к тем, кто занимается коллекционированием и перепродажей предметов старины, стоит сказать особо. Фильмы ли, снятые по мотивам "мастеров совецкого детективного жанра" из числа "подментованных" писателей, сыграли свою роль, или что-то другое, я не знаю. Да только уж очень крепко сидит в головах "дорогих зоотечественников" этот стереотип: "если коллекционер - значит, на руку не чист; если антиквар - значит, жулик и барыга, оббирает несчастных старух и "крышуется" мафией". Разве не так, господа?...

Есть в Иркутске замечательный человек - Сергей Афанасьевич Снарский. Бывший актёр Иркутского ТЮЗа, в 1991 году он ушёл из театра и открыл первый в городе антикварный магазин. Я ещё замечу мимоходом, что сейчас в городе - что-то, в районе десятка магазинов, магазинчиков и лавочек, торгующих предметами старины, и что владелец одной из таких лавочек - ваш слуга покорный. Но в начале девяностых годов прошлого века антикварный магазин "Коруна", открытый Снарским, был первым - и потом почти двадцать лет (как - ни более!) оставался единственным. Я не знаю: наверное, прав был когда-то мой дед, сказав мне однажды: "Роман, учти: Иркутск - город очень злой и очень подлый!" - наверное, это и в самом деле так. Говорю об этом только потому, что почти все эти годы слышал и до сих пор продолжаю слышать в городе шепотки: "Ты знаешь, какой жук этот Снарский!? - скупает всё за гроши, а продаёт по таким ценам, что и близко не подходи!... Облапошивает людей, выманивает ценные вещи, и делает на этом деньги!... Настоящий жук! Жучара!..."

В 1996 году в "Коруне", принадлежащей Снарскому, произошла трагедия: во время обеденного перерыва в магазин ворвались грабители, выстрелом из пистолета убили работавшего в магазине оценщиком иркутского коллекционера Виктора Викторовича Смертина, тяжело ранили продавца... Знаете, как отреагировали на это в городе?... Нет, я не хочу сказать, что такая реакция была у всех - но нашлись и такие (и - немало!), которые злорадно шептались: "Ну всё! - теперь-то Серёгу затаскают по ментовкам!... теперь-то он свою лавочку прикроет, жулик несчастный!... А то, ишь, скупает всё за копейки - а продаёт за такие деньги, что и близко не подходи! Наживается на людях, гад! Но - всё! Теперь - конец его торговле!..."

А когда я пытался хоть как-то урезонить этих людей, говорил, что ведь при нападении на магазин был убит человек, и ещё один человек был тяжело ранен, то в ответ опять слышал это злорадное: "А и поделом! Раз застрелили - значит, было за что! А Смертин этот - он такой был делец, такой жук!..." - и дальше мне начинали выкладывать сплетни, одна грязнее другой, о погибшем, которого я, худо-бедно, знал и уважал.

Тем, кто злорадствовал, не было дело до того, что погиб человек, и ещё один человек тяжело ранен, и его жизнь висит на волоске. Им не было дело до того, что в семью коллекционера Смертина пришло горе, что старуха-мать хоронит единственного сына - а в другой семье, в семье того парня, что был ранен (к сожалению, не помню его фамилию: ведь почти двадцать лет прошло!), его близкие сидят, словно на иголках, и не знают, на что надеяться, и надеяться ли... А уж как сам Сергей Афанасьевич пережил всё это тогда, я и представить не могу: наверное, не всякий после такой трагедии нашёл бы в себе силы заниматься прежним делом, не сломавшись и не уйдя в многолетний запой и дипрессию... Но, чужие нервы, чужое горе, чужая трагедия, чужой не-успех для шептунов этих - сродни тому самому "старому хламу, что не жаль и сжечь", тем самым грамофонным трубам, что "так клёво трещали", когда их - ногами, ногами...