Читать «Заклинатель змей (Рассказы. Стихотворения)» онлайн - страница 64

Роман Карпова, опередивший Гиперболоид инженера Гарина А. Н. Толстого, стал одним из первых в советской фантастике произведений на модную тему «лучей смерти», заявленную в заглавии; нельзя исключать, что он повлиял и на Толстого, и на М. Булгакова (отметим в этом смысле сцены в клинике для душевнобольных).

С другой стороны, если Карпов и был календарным предтечей Толстого, говорить о прямых влияниях следует с чрезвычайной осторожностью, так как речь идет о слишком распространенных мотивах. Тем более нельзя сравнивать писательский дар Толстого и Булгакова со скромным талантом Карпова. Его роман — откровенная агитка в духе «красного Пинкертона»: капиталисты отличаются телесным уродством и не переставая курят сигары, у рабочих непременно «заскорузлые руки» (с точностью до «заскорузлых лап»), молодые женщины, включая пролетарок, обязательно «порхают» и «щебечут», гениальный изобретатель «лучей смерти» профессор Монгомери, который стирает с лица земли население целого рабочего города вместе с собственной дочерью и ее возлюбленным-революционером — гениален, аморален и чудаковат и т. п. Среди этих ходульных описаний останавливает на себе внимание лишь 24-я глава, где «лучи смерти» в конце концов начинают действовать, и портрет Л. Д. Троцкого в обличии вождя восставших американских рабочих: «Небольшая черная бородка оттеняла матовую бледность его впалых щек; черные, глубоко-впавшие глаза горели лихорадочным возбуждением».

Сложно не заметить при этом весьма необычный для фантастики такого рода и эпохи прием, состоящий в полном обмане читательских ожиданий. От подобного романа читатель вправе был ожидать долгой и запутанной борьбы капиталистов и пролетариев за обладание аппаратом «лучей смерти», грандиозных картин всеамериканского восстания трудящихся, панического бегства эксплуататоров, триумфа революции и слияния любовников (профессорской дочки Долли и рабочего Тома Грея) на фоне развевающихся алых знамен. Но никакого революционно-го апофеоза в романе нет и в помине. Долли и Том гибнут, причем «за кадром»; победа революции оборачивается жестокой расправой капиталистов над взбунтовавшимся городом; наконец, свой финальный монолог о пришествии «строителей нового мира» явно тронувшийся умом профессор Монгомери произносит в палате «желтого дома». Спасается лишь ловкий и предприимчивый «сознательный» таксист Бен Смок: его уютная, почти мещанская квартирка, хорошенькая жена и относительно сытное существование противопоставлены в романе пафосу революционной героики и аскетическому быту Грея.

В 1920-х — начале 1930-х гг. Карпов опубликовал более двух десятков сборников и отдельных изданий одиночных рассказов, чаще всего юмористическо-сатирического толка. В 1933 г. вступил в Союз писателей, а во второй половине 1930-х по заказу директора Государственного литературного музея В. Д. Бонч-Бруевича начал работу над воспоминаниями о литературном Петербурге предреволюционных лет, которые завершил в 1939 г.

Мемуары В литературном болоте стали наиболее ценным сочинением в литературном наследии Н. Карпова. Книга эта, писавшаяся в годы сталинского террора, полна намеренных и непроизвольных неточностей и весьма тенденциозна: чего стоит один Н. Гумилев, весело расстреливающий африканских негров! Вместе с тем, как справедливо отметил первый публикатор мемуаров Карпова С. В. Шумихин, воспоминания писателя «сохраняют значительный интерес как свидетельство современника и очевидца о быте и нравах петербургских газетчиков и литераторов предреволюционного десятилетия» и содержат множество уникальных сведений.