Читать «Загадки, тайны, память, восхищенье...» онлайн - страница 103
Борис Рувимович Мандель
Да, Фрейд кажется чужим в среде самих живописцев. Он же не имеет ничего общего с так называемым трансавангардом восьмидесятых, провозглашенным Акилле Бонито Оливой. Не увлекался он и поверхностным радикализмом вроде прикрепленных на холст тарелок, как Джулиан Шнабель. Он не создавал скрытых коллажей из художественных стилей прошлого, а развивал свой собственный уникальный стиль. К нему даже нельзя применить оправдательную концепцию «цинического разума», предложенную Х. Фостером в качестве оправдания некоторых живописных тенденций. Фрейд был циничным без какой-либо задней мысли. Циничным и безжалостным.
Мужчина и его дочь
Разочаровавшись в безупречной гладкости своих работ (это его собственное мнение!), художник однажды и навсегда перешел на кисти, сделанные из грубой щетины борова (что само по себе может быть интерпретировано как некий символ!). Фрейд взрыхлил фактуру холста, проезжаясь по ней ворсом, вспахивая и бороздя ее безупречно-гладкую поверхность. Были фактурны и сами его объекты – как предметы (немытый заплеванный пол, рваная обивка дивана, облупившиеся стены), так и люди (синяки, шрамы, растяжки, наросты). При этом краска обрела такую материальность, что условное и репрезентативное стали подменять друг друга. Наиболее удачным примером подобной подмены кажется работа «Мужчина и его дочь» (1963–1964), где шрам, рассекающий лицо мужчины, словно одновременно рассекает и материю краски (хотя и не в прямом смысле, как в «Пространственных представлениях» Лучио Фонтаны). Использование краски в качестве обнаженной плоти или голого мяса могло бы быть истолковано в духе травматического реализма, о котором писали применительно к Уорхолу и представителям абжект-арта. Эта рана на холсте – отверстие, trou или punctum, через которое реальное (то, что не может быть символизировано или представлено) прорывает защитный экран картины…
А вот поздние работы Фрейда! В какой-то степени они
Портрет Кейт Мосс
Непонимание ожидало Фрейда и после смерти: его главная выставка открылась в Национальной портретной галерее, самом скучном и консервативном музее Лондона. Выставка не попыталась изменить маргинальный статус художника и не подыскала Фрейду новую и более современную интерпретацию. Она рассказала всю ту же историю развития стиля, делая его как можно более понятным публике и вместе с тем слишком простым. Похоже, куратор, рассчитывая на эффектность самих работ, оставила реактуализацию и реабилитацию этого художника для критиков. Именно поэтому имеет смысл хотя бы наметить некоторые векторы для возможного перепрочтения живописи Фрейда как таковой.
Конечно, популярность Фрейда загадочна. Кстати говоря, как и во всем остальном, он – «поздний плод»: популярность пришла к нему практически в старости. Почему он стал таким популярным? В силу уникальности его дарования – он, кажется, последний художник, который стремился к совершенству. Современные художники не стремятся к совершенству, это слишком сложно и, главное, недостижимо. Это сознают все живущие живописцы. Фрейд игнорировал эту всеобщую резигнацию. Его невероятное упорство, аскетизм в работе, высочайшая планка, которую он поставил перед собой, подкупают, – а зрители это чувствуют.
