Читать «Завещание Холкрофта» онлайн - страница 12

Robert Ludlum

Он начал с письма Генриха Клаузена – этого незнакомца, чье незримое присутствие сопровождало его всю жизнь. Это был фантастический документ. В нем содержалась столь опасная информация, что Манфреди от имени совета директоров банка попросил немедленно уничтожить его. Ибо в письме подробно рассказывалось о происхождении многих миллионов, положенных на счета женевского банка три десятилетия назад. Хотя большинство их источников были неприкосновенны с точки зрения закона – это были деньги, украденные ворами и убийцами из казны государства воров и убийц, – иные источники не были столь неуязвимы для правосудия. На протяжении всей войны Германия занималась грабежом. Она насиловала свой собственный народ и народы Европы. Несогласные внутри страны были обчищены до нитки, побежденные соседи безжалостно обворованы. Если бы воспоминания об этих государственных кражах всплыли на поверхность, международный суд в Гааге мог бы наложить многолетний арест на вклады сомнительного происхождения.

– Уничтожьте это письмо, – сказал ему Манфреди. – Важно лишь, чтобы вы поняли, почему он сделал то, что сделал. Методы, которыми пользовались эти люди, неважны – они лишь осложняют это и без того запутанное дело. Но существуют еще люди, которые захотят убрать вас с дороги. В дело могут вмешаться другие воры – ведь речь идет о сотнях миллионов долларов…

Ноэль перечитал письмо, наверное, в двадцатый раз. И всякий раз, вчитываясь в текст, он пытался восстановить в своем воображении облик человека, написавшего это письмо. Своего настоящего отца. Он не знал, как выглядел Генрих Клаузен: мать уничтожила все фотографии, все письма, все документы, имевшие какое-либо касательство к человеку, которого она ненавидела всеми фибрами своей души.

«Берлин, 20 апреля 1945 года

Сын мой!

Я пишу эти строки в то время, когда армии рейха терпят сокрушительные поражения на всех фронтах. Скоро падет Берлин, город, в котором свирепствуют огонь и смерть. Что ж, значит, так тому быть. Я не буду терять время, рассказывая тебе о том, что произошло или что могло бы произойти. О преданных идеях, о торжестве зла над добром вследствие подлого предательства морально обанкротившихся вождей. Рожденные в аду взаимные обвинения и упреки всегда сомнительного свойства, и их происхождение с легкостью приписывается козням дьявола.

Вместо этого я хочу, чтобы мои поступки говорили сами за себя. Ими ты, возможно, сможешь гордиться. И я молю тебя вот о чем.

Следует искупить вину. К такому выводу я пришел. Точно так же и два моих ближайших друга и соратника, чьи имена ты узнаешь из прилагаемого документа. Искупить же должно все те разрушения, которые мы причинили, и предательства столь чудовищные, что мир не сможет забыть о них. Или простить их. И то, что мы совершили, совершено в надежде заслужить хоть толику прощения.

Пять лет назад твоя мать приняла решение, которое я не сумел оценить, настолько слепо был предан „новому порядку“. Две зимы назад – в феврале 1943 года – правота слов, произнесенных ею в порыве ярости, слов, которые я высокомерно отверг, посчитав их ложью, вскормленной теми, кто ненавидел наше отечество, подтвердилась. Мы, кто трудился в тайных лабораториях политической и финансовой системы страны, оказались обманутыми. За прошедшие с тех пор два года стало ясно, что Германию ждет неминуемое поражение. Мы притворялись, что не верим в это, но в глубине сердца мы знали, что так и будет. И другие тоже это знали. И они утратили бдительность. Все творимые втайне ужасы обнаружились, обман раскрылся.