Читать «За чертой милосердия. Цена человеку» онлайн - страница 458

Прежде всего хочу сказать, чтение Вашей книги — чем дальше, тем больше — вызывало у меня чувство глубокого к Вам уважения за решимость писать весьма суровую правду о весьма тяжелом в нашей истории времени.

Читал Вашу книгу и вспоминал некоторые собственные переживания — правда, не лета, а весны сорок второго года, ранней весны на Керченском полуострове, о котором я написал маленькую поэму, или длинное стихотворение, «Дожди» с такими строками:

Есть в неудачном наступленье несчастный час, когда оно

уже остановилось, по войска приведены в движенье, еще не отменен приказ, п он с жестоким постоянством в непроходимое пространство как маятник толкает нас.

В сущности, Ваш роман именно об этом самом, только происходившем немножко позже и в другом месте в том же сорок втором, столь тяжко начавшемся и столь тяжко до осени продолжавшемся для нас году.

Вы написали книгу, суровую и точно соответствующую своему очень обязывающему названию «За чертой милосердия». И нравственная сила людей, о которых написана Ваша книга, именно потому и очевидна, что с достаточной очевидностью и подробностью рассказано о том, в каких жесточайших условиях проявляли эти люди мужество, терпение, стойкость, человеколюбие и каких усилий им все это стоило — и физических и нравственных.

Если соотнести тот, в масштабах войны все-таки небольшой эпизод, о котором Вы пишете, со всем тем, что происходило в этом июле сорок второго года на южных фронтах, со всем тем, что вызвало к жизни июльский приказ Сталина, то можно понять желание отвлечь на себя хоть какую-то частицу внимания противника, хоть что-то сделать для облегчения общей ситуации. В данном случае это желание — там, на Карельском фронте,— и породило операцию похода в тыл к финнам целой партизанской бригады, да еще с постановкой такой задачи, как разгром сначала одного штаба армейского корпуса, а потом, по возможности, и другого, хотя второе, после первого, разумеется, было уже и вовсе нереальным, и это, очевидно, понимали люди, ставившие задачу.

В общем, готовность к усилиям и жертвам на второстепенном фронте во имя облегчения положения на решающих фронтах понятна. Но рядом с этим есть вещи, которые невозможно оправдать или, во всяком случае, полностью оправдать; в частности — постановку задачи чрезмерной, не реалистической и, как это видно из дальнейшего повествования, отсутствие тех необходимых мер, которые хоть как-то могли помочь решению этой, с самого начала выходившей за пределы реальности задачи. В особенности это относится к первому периоду действия авиации, о которых тягостно читать. И тягостно не потому, что плохо действуют сами летчики, а потому, что шкурой чувствуешь, как их поначалу слабые и разрозненные действия объясняются больше всего первоосновой, тем, что с самого начала не была поставлена задача в том объеме и с этой жесткостью, с какой это требовалось. Отсюда — и дальнейшее, во всяком случае, многое из дальнейшего.