Читать «За журавлями» онлайн - страница 88

Но бабушка ничего ей не ответила.

НОЧНЫЕ ОГНИ

Поезд подходил к большому городу.

Пассажиры дремали, а мы с дочкой Танюшей, облокотись на маленький столик, смотрели в окно… Там, вдалеке, в густой синеве вечера, перемигиваясь со звездами, мерцали огни. Россыпь огней.

— Ночные огни! — подойдя к нам, с какой-то тихой торжественностью проговорил наш попутчик, пожилой, седеющий в висках мужчина. — Ночные огни!

— Подумаешь, электричества не видели, — зевнув, бросила его спутница, молодая красивая женщина.

Мужчина усмехнулся… Всю дорогу он ехал молча.

ПАСТУХИ

Евдоким — пастух. Летом, когда начинаются школьные каникулы, в подпасках у него ходит Лешка. Уже с апреля, выгнав скотину на только что проклюнувшуюся зеленую травку, Евдоким начинает скучать по Лешке. Увидав его с портфелем на улице, спрашивает:

— Долго ль портфелю таскать будешь? На-ка стрельни вот разок, нынче новый сплел, — и Евдоким протягивает Лешке длинный кнут со старой лоснящейся, будто костяной, рукояткой.

Лешка кладет портфель на пригретую весенним солнышком, уже теплую землю и, лихо развернув кнут, громко щелкает.

— Ловко! — радуется Евдоким. — Овсянки на вырубки прилетели, — подзадоривает он Лешку. — Два гнезда знаю… Поют по утрам! — Евдоким закрывает глаза и улыбается, будто слушает пение овсянок.

Растревоженный Лешка берет портфель и нехотя плетется домой учить уроки. Он знает, что, не перейди он в следующий класс и получи хоть одну переэкзаменовку на осень, мать ни за что не пустит его летом к Евдокиму.

ПРО ТИМОШКУ

Прошлым летом в нашей полутемной кладовой поселились пауки. Всех их я разорил, только одного оставил — Тимошку. Тимошка жил в самом темном углу, и мы подружились.

Когда мамы дома не было и мне становилось скучно, я разговаривал с Тимошкой.

— Сидишь? — спрашивал я и тихонечко дул на паутину.

Почуяв, что паутина шевелится, Тимошка, как акробат, спускался откуда-то сверху и смотрел: не запутался ли кто в его сетях? Но там никого не было. Обидевшись, он снова поднимался по канату-паутинке вверх.

— Голодный небось? — спрашивал я.

Тимошка молчал.

— Сейчас накормлю. Вижу, что голодный.

Я бежал на скотный двор, ловил мух и бросал их на паутину. Несколько мух запутывались. Довольный Тимошка мигом спускался, и начинался пир. В кладовке слышались монотонные мушиные песни.

«Молодцы мы с тобой, Тимошка, — думал я. — Мух истребляем…»

Но однажды, когда в Тимошкиной паутине запуталась заблудившаяся пчела и он изготовился было начать трапезу, я рассердился на него.

— Ах ты, буржуй, — сказал я ему. — Трудовую пчелу мучить собрался… А ну, марш наверх — лезь по своему канату, — и прогнал. А пчелу распутал и выпустил.

Обиделся на меня Тимошка — целый день к своей сети не спускался, хотя я отчаянно и дул на нее… На следующее утро я поймал ему муху, и мы помирились.

ВОВКА

Вовке четыре года.

— Ты кто такой? — спросил я.

Вовка растерялся сначала, а потом сказал:

— Я лазбойник… Вот кто я, — и, наставив на меня самодельное ружье-палку, скомандовал:

— Луки ввелх!

— Может, ты охотник? — попробовал я направить Вовку на путь праведный.