Читать «За вас отдам я жизнь. Повесть о Коста Хетагурове» онлайн - страница 158

Пьеса была безоговорочно разрешена.

Коста давно мечтал не только увидеть «Дуню» на сцене, но самостоятельно поставить ее и даже сыграть в ней роль купца Лаптева, отца Дуни. Еще в Пятигорске приступил он к репетициям в любительском кружке, но неожиданная ссылка прервала работу. И вдруг, кажется, здесь, в Херсоне постановку удастся осуществить.

Антрепренером Херсонского театра в сезоне 1899–1900 годов был незаурядный деятель провинциального театра Каширин. Познакомившись с поста, он немедленно пригласил его декоратором. А узнав, что Хетагуров не только поэт, публицист и художник, но еще и драматург, Каширин прочел «Дуню», пришел в восторг и решил поставить ее в бенефис своей жены.

Вообще за последние месяцы жизнь Коста в Херсоне сильно изменилась к лучшему, и если бы не жестокая тоска по родным местам и дорогим людям, ее можно бы считать вполне сносной.

Однажды, когда Коста еще лежал больной, после операции, к нему зашел Кригер, знакомый по Ставрополю, и рассказал, что в Херсоне, у богатого адвоката Тимчинского живет в качестве домашнего учителя его младший брат, которого он и приехал проведать. Брат мечтает познакомиться с Коста и быть ему полезным всем, чем только сумеет.

Знакомство с Кригером-младшим помогло Коста войти в круг херсонской интеллигенции. Он стал давать уроки рисования сыну адвоката Тимчинского — Вите, за что ежедневно имел прекрасный обед. Ксендз католической церкви предложил Хетагурову большой заказ — роспись иконостаса. Жена нотариуса просила сделать для каждого члена семьи икону его святого. Завязались новые знакомства, появился заработок, а с ним и новая квартира, куда более удобная, чем все предыдущие: добродушная чистоплотная хозяйка, хозяин — учитель танцев, тихий, безобидный человек.

Нужда отступила, здоровье, казалось, тоже налаживалось. После операции воспаление прекратилось, боли не так донимали.

«Благополучное существование!» — порою с усмешкой думал он. Так живут в России миллионы людей и не чувствуют себя несчастными. Спят, едят, трудятся в меру сил, ходят в гости, в театр, спорят о политике, об изящных искусствах. Ссорятся, мирятся, радуются, страдают. Чем, собственно, жизнь в Херсоне хуже жизни в Ставрополе или Пятигорске?

Но как ни старался он гипнотизировать себя, тоска по родине с каждым днем становилась все нестерпимее.

Осенью Хетагурову сообщили из Петербурга, что срок ссылки сокращен с пяти до трех лет. Но ведь не прошло и года, и, стало быть, жить еще ему здесь и жить. Какая тоска! И он слал одну за другой телеграммы и письма в Петербург.

Приближался новый год. Одна тысяча девятисотый. Первый год нового века.